О том, как она стала тамадой, о своей большой любви и о превратностях жизни, которые могут подстерегать нас в любой момент, Маргарита Васильевна рассказала в большом интервью для нашего издания.
Потерянный голос и смертельная свадьба
— Маргарита Васильевна, вы, наверное, самый известный тульский тамада. А как получилось, что вы начали вести свадьбы?
— Начну немного издалека. Был период, когда я в торге Центрального района Тулы работала художественным руководителем самодеятельности, народного хора. Мы выступали на смотрах, даже выигрывали первые места.
— Торги — это же блатная должность по тем временам...
— Должность, может, блатная, а провели меня уборщицей на склад. Не знали, как по-другому оформить. Когда после скандала хлебторг Центрального района закрыли, меня перевели в зареченский торг.
— Что за скандал?
— Хлеб не подвезли к Новому году, и сразу были приняты меры. Юнак еще не приехал, Хворостухин был первым секретарем обкома. Вот так тогда умели наказывать за нерадивость. Я обслуживаю уже два торга — такая веселая, озорная, много придумываю. Костюмы нам доставала директор магазина «Подарки», который на углу проспекта Ленина и нынешней Жаворонкова. Это было непросто по тем временам — нарядить коллектив в одинаковые платья или в одинаковые кофты, и потом вернуть все на место чистое. Мы же ничего не дарили девочкам. Потом я нашла еще работу пианистки в пединституте, что и оказалась «хвостиком» к моей дальнейшей судьбе. Там работал такой Эдик Лобштейн, баянист. Он мне как-то сказал: «Маргарита, у тебя есть задатки тамады, ты сможешь».
— Лобштейн — знакомая фамилия. Где мог слышать?
— Так мы двое всего были на всю Тулу ведущих. Я недавно легла в больницу с инфарктом. Разговорилась с бабушкой на соседней кровати. Та говорит: «Вот был такой Эдик Лобштейн, всю нашу семью переженил». Я: «А мне он открыл дорогу в жизни. Я пятьдесят пять лет безостановочно веду свадьбы, юбилеи, различные праздники». Работала вообще без продыху, даже теряла голос.
— Это как?
— Провела свадьбу, и это случилось. Я, конечно, к врачу. Она говорит: «Я тебе дам записочку. Поедешь в Москву, коньячок привези, тебя посмотрят». Приезжаю, поставила коньяк на стол, сказала, от кого. Врач посмотрел и говорит своему помощнику: «У нее там на связке узелок, выдерни его». Мне не по себе от этих слов. Говорю: «Можно я в коридоре посижу, подумаю?» Сижу в коридоре, и, как всегда, разговор завязался. Одна женщина рассказывает: «Да вот же есть врач, она возвращала голос солистам Большого театра». Я — к ней. Ездила полгода, она давала такие упражнения, что вообще все возвращается на место, как будто ничего и не было. Могу и сейчас дома вернуть себе голос, вернуть здоровье этими упражнениями. Научила им и многих своих учеников. Но этого врача сбила машина, а сейчас ее упражнения показывают совсем не так, как она учила.
— Свою первую свадьбу помните?
— У меня была подруга, в ювелирном на проспекте Ленина работала. Говорит как-то: «У меня свадьба, не знаю, что делать. У Эдика все время занято». Предлагаю: «Давай я попробую. Я жила в Грузии, видела эти свадьбы, как тамада себя ведет».
— То есть это была импровизация?
— Да. Но и Эдик тоже дал мне несколько уроков, я ими воспользовалась. После этой свадьбы меня начали приглашать, и я стала расти.
— О каких-то необычных свадьбах расскажете?
— Была одна свадьба — на Одиннадцатом проезде в Мясново. Готовясь к свадьбе, люди купили сухой лёд и положили его в подвал, чтобы не растаял торт из мороженого. Гуляли во дворе, народ садится за столы, хозяева хотят достать из подвала торт. Идем. Первым лезет в подвал муж хозяйки дома. Влезает вниз и падает. Достать его оттуда мы не можем. Оказалось, что углекислота от этого сухого льда скапливается в подвале, а она сильно воздействует на организм. Полез еще один, тоже упал. Уже двое там лежат. Я выскакиваю на улицу, говорю: «У нас там случилась неприятность, нужны мужские сильные руки». Пытается жених туда залезть — тоже падает. И еще четвертый кто-то. Их все-таки начали по одному вытаскивать и выкладывать на траву. Приехала скорая. Смотрю — врачи ходят, не знают, что делать, а у этих людей уже пена изо рта идет. Я им говорю: «Ходите тут, хихикаете! Или что-то делайте, или я напишу в газету». Они начали всех, кто отравился газом, по одному увозить. Уже не до свадьбы. Все разъезжаются по домам. Эта картина у меня до сих пор стоит перед глазами.
— Чем все закончилось?
— На следующий день звоню в Семашко, отвечают, что всех перевезли в областную. Видно, никто не хотел брать на себя ответственность. Из всех, кто пострадал, один человек умер — тот самый, что полез в подвал первым. Эта свадьба навсегда осталась у меня в памяти. Я потом написала в журнал «Здоровье», рассказала об этой ситуации и попросила, чтобы они объяснили людям, что сухой лед никогда не кладут в подвал. Он должен быть наверху. Ничего с этим мороженым не случилось бы.
Сахалин на колбасу не меняют
— Вы сказали, что жили в Грузии. Как вас туда занесло из Тулы?
— Я же из семьи военного, у меня папа офицер. Мы много поездили. Родилась я в Москве в 1939 году. Вторая сестра — в сороковом году тоже в Москве. А старшая сестра успела родиться в Ленинграде в тридцать седьмом, потому что папу после окончания Тульского оружейного училища с отличием направили в Ленинград, потом перевели в академию в Москву. 1941 год, немец подходит к Москве, куда деваться? А так как моя мама и ее сестра — из Тулы, нас спокойно отправляют сюда к бабушке. Так что всю войну я пережила здесь. А после войны приходит вызов, и мы в 1946 году уехали к папе в Германию.
— Что вспоминается о том времени?
— Жили мы в военном городке в необыкновенной красоты трехэтажном доме, который дали папе на большую семью. Городок Вильдпарк под Потсдамом. Никогда не забуду: персики, виноград в окна заглядывают. Но в 1949 году обстановка меняется, и папу посылают в Грузию. Приехали в Тбилиси, там квартиры не нашли. Жили в Телави, Манглиси — я таких названий и не слышала. Телави запомнился тем, что там утром была зарядка. Дети приходят в школу — сначала зарядка, потом уроки. Я с таким больше нигде не встречалась. Это необыкновенно умно. Потом папу переводят в Белоруссию, в Могилев. Я там учусь третий и четвертый классы. В конце концов нас возвращают в Тулу. Папа как бы уезжает в Москву учиться дальше и нас всех троих бросает. Он там женился, а мама с нами тремя так и осталась незамужней на всю жизнь.
Но в Германии мы начали заниматься музыкой. Фрау Маргарита приходила к нам домой, и мы получали первые уроки. Поэтому, когда вернулись в Тулу после Белоруссии, все трое сразу подали документы в музыкальную школу. И вот тогда младшая сестра, которая постоянно ходила в парк на танцы, затащила и меня с собой.
— Где эта танцплощадка находилась? Не там же, где памятная многим поколениям клетка?
— Танцы были в самом конце парка, где сейчас вход со стороны памятника Толстому. А мы жили с другой стороны парка — на Первомайской. Здесь стоял большой крытый павильон, играл оркестр, а вход — по билетикам. И вот подлетает ко мне один товарищ и не отходит от меня целый вечер. Познакомились, оказалось, лейтенант из Липецка. Так как он сын погибшего офицера, окончил наше Тульское суворовское училище. Я с этой фамилией встретилась потом еще раз: в 1961 году поступила работать в интернат для детей, который находился в этом здании. А там доска почета висит после суворовского училища, его уже закрыли. И у меня спрашивают: «Нестеренко — кто он вам?» «Это мой муж», — отвечаю.
С первым мужем они познакомились на танцах в парке. Фото 1958 г.
— То есть вы поженились?
— В 1958 году. Расписывались в старом загсе возле нынешней филармонии. Тогда не надо было ни свидетелей, ничего. Приехали — маленькая комнатка, тетушка нас расписала. Мы сели на такси и поехали домой. Жили мы в то время в Заречье, дом 83 на Октябрьской. Эти два дома-близнеца построили в 1945 году, после войны. Такие приметные дома недалеко от улицы Пузакова. Квартиру дали тете Валентине Дмитриевне с сыном, как вдове Героя Советского Союза Сергея Федоровича Карпова. А так как она жила не одна, то и маме с тремя детьми.
— Это отдельные квартиры или коммуналка?
— Коммуналка, трехкомнатная. Причем самую шикарную комнату, с балконом, схватил человек, продававший во время войны газеты, — Прокофьев Александр Иванович. Видите, мне уже 84 — сколько лет прошло, а я его ненавижу до сих пор. Вдове Героя Советского Союза Валентине Дмитриевне с ребенком дали девятиметровую комнату, нам — бабушка, мама, трое детей такую же, а он устроился лучше всех.
Но мы здесь долго не прожили. С мужем поехали на его родину в Липецк, а потом ему предложили на выбор Польшу или Сахалин. А к нам, когда мы ехали из Германии по железной дороге, с вещами и мебелью в вагонах, тогда часто подходили поляки и меняли свою колбасу польскую на фотоаппараты, пианино, аккордеоны. Думаю: «Это что же, мы поедем в Польшу есть вот эту польскую колбасу, а я никогда не увижу мир, не попаду на Сахалин?» Меня не зря Слава Зайцев в одной передаче назвал лягушкой-путешественницей. И мы поехали на Сахалин. Но с мужем жизнь не задалась, я в итоге вернулась в Тулу, и здесь мы с ним развелись.
Большая любовь
— Вы сказали, что быстро стали популярны как свадебный тамада. А как о Вас узнавали? Сарафанное радио?
— В основном да. В одной семье я восемь свадеб провела. Причем их родня жила по всей области. Справили у одних, потом поехали к другим, потом к третьим, четвертым...
— У Вас есть какие-то свои обряды перед свадьбой?
— Обычно я сразу приглашаю молодых к себе домой. Они видят мою коллекцию ключей, тогда их было меньше, сейчас коллекция уже большая. Мы говорим о любви, потому что и коллекция посвящена любви. Это ключи счастья. Знаете, у меня была большая любовь с Юлькой Слободкиным из «Веселых ребят». Я за ним повсюду ездила, и до сих пор у меня дома висят его фотографии.
— Интересно, расскажите. Как познакомились?
— Здесь же, в Туле, в Доме офицеров. У них был концерт, я сидела где-то в восьмом ряду. Смотрю на одного парня, голос волшебный — как кольнуло в сердце! На второе отделение пересаживаюсь на первый ряд. Смотрю на него, не спуская глаз. Он меня тоже заметил. Я в этот же вечер звоню в гостиницу, прошу номер телефона Юлия Слободкина. Звоню и говорю, что хотела бы с ним познакомиться. Он спрашивает: «Вы та женщина, которая сидела на первом ряду в белой кофточке?» «Да, — отвечаю, — это я. Но, — говорю, — у меня сыну десять лет». Он: «А моему сыну шесть, но я здесь без сына». Я ему говорю: «Завтра мы придем к вам на концерт с сыном, проведите нас».
— Провел?
— Провел. Я настолько влюбилась, что эта любовь у меня оказалась на всю жизнь. Я за ним ездила, он сюда, в Тулу приезжал. А у меня подруга, Лялька, у нее с Юрой Петерсоном была история, из тех же «Веселых ребят». Но что делать? Бабушка моя не разрешает даже в квартиру войти — никаких мужчин. Мы как-то гуляли по улице, гуляли, и Лялька говорит: «Пойдемте ко мне домой, посидим». Она жила на Первомайской, в доме, где библиотека. Взяли шампанское, сели. Потом Лелька уходит с Юрой на кухню, а мы через стол сидим, разговариваем. Помню, я боялась даже руку к нему протянуть, чтобы не дай бог ничего не подумал. Вдруг Лялька заглядывает: «Вы, дураки тридцатилетние, хоть сядьте друг к другу поближе». Такие у нас тогда были отношения.
Пашка Слободкин, который художественный руководитель «Веселых ребят», никаких женщин в автобусы никогда не пускал, но для меня делал исключение. Видел, что я влюблена.
— Они родственники же, получается?
— Юлий — его дядя. Но я, чтобы подбодрить это отношение, еще привозила с ликеро-водочного завода посольскую водку, ее же больше нигде не было. А я работала в детском саду от ликероводочного завода, могла достать. А останавливалась в Москве, чтобы уехать или улететь в другой город, у другого гитариста из ансамбля, Валеры Беспалова. Он как раз холостой. И мне всегда говорил: «Чтоб ты в меня лучше влюбилась, меньше проблем бы было».
— И чем закончилось?
— Год мы встречались так. Но Юлий потом сам сказал: «Давай закончим». Он же был женат. Сказал: «Я сына не оставлю». Недавно видела его на передаче у Малахова. Нам уже за восемьдесят, а он все такой же красивый.
— Вы ведь в Туле тоже знаменитость. Узнают на улицах?
— Бывает, что и не только на улице. Приезжаю за границу с какой-то группой, а мне говорят: «Мы вас видели на «Поле чудес» или в «Модном приговоре»». Я же на телевидении в пятнадцати программах участвовала.
— Сами свадьбы сейчас же сильно изменились. Частушки еще кто-то поет?
— Поют.
— Прям настоящие, с картинками?
— Да всякие. Сейчас расскажу вам мою любимую частушку. Недавно вот гуляли, я ее как тост провела. «Чтоб не жить от века в век бабам одиноко, берегите вы мужчин как зеницу ока». Я считаю хорошая частушка, правильная.
