Лучший друг

Юлия М.

Кажется, мой брат ненавидел меня задолго до моего рождения. Копить злобу он начал с того момента, как мама стала встречаться с моим будущим отцом. Родитель Олега к тому времени благополучно забыл свою жену и сына. Поэтому немудрено, что мама снова захотела выйти замуж. 

С начала мой отец, тогда ещё молодой бездет­ный парень, ухаживал за маминой подругой. В амплуа ухажёра тёти Светы мой будущий родитель Олегу очень даже нравился. Но как только мама, употребив все свое обаяние и коварство, Игоря у подруги отбила и стала с ним встречаться, Олег возненавидел Игоря и заодно его будущего ребёнка.

Это мне рассказала тётя Света, когда однажды увидела на моих руках  синяки. Было мне тогда лет восемь. 

– Это ещё что такое? – разглядывая синие пятна, спросила меня тётя Света, когда я по просьбе мамы осталась у неё на несколько часов. 

– Это Олег меня щиплет, – пожаловалась я. – В воспитательных целях: говорит, что я для него обуза.

– А мама почему ему позволяет? – вскинулась тётя Света.

– А мама говорит: «Сами разбирайтесь, два спиногрыза на мою голову...»

Мой отец к тому времени нашёл себе новую любовь, и мама ходила всегда раздражённая и уставшая. Поэтому я не обращалась к ней за помощью и старалась решать проблемы сама. 

Я избегала Олега, чуть свет бежала в школу, иногда приходила, когда она была ещё закрыта, а вечером запиралась в своей комнате, благо она у меня была. Пускай маленькая, переделанная из кладовой, но своя.

Тётя Света заохала: 

– Бедный ребёнок! А ведь Ирочка так тебя хотела, так ждала, да и Игорь счастливый ходил. А Олег, как только твои родители встречаться стали, Игоря возненавидел: «Теперь родят себе ляльку, а я стану не нужен». Грубил матери и отчиму, не разговаривал по несколько дней, а когда ты родилась, и вовсе из дома сбежал. Игорь не знал, что делать: то ли жену бежать поздравлять, то ли Олега искать. Я тогда пошла вас с мамой проведать, а твой папка кинулся на поиски драгоценной пропажи. Мне кажется, в том, что Игорь от Ирки ушёл, Олег не последнюю роль сыграл. Надоело мужику его закидоны терпеть и под его настроение подстраиваться. А сначала-то Игорь за мной ухаживал, и мне он вроде приглянулся, но мама твоя влюбилась в него, как кошка…

Тётя Света подпёрла щёку рукой и ударилась в воспоминания, забыв, что её собеседница – восьмилетний ребёнок:

– А мне что, мне не жалко было, я тогда молодая была, интересная, ухажёров возле меня вертелось море, одним больше, одним меньше. Я Игоря Ирке уступила. 

Тётя Света пообещала поговорить с мамой, чтобы та укоротила Олега и запретила ему меня обижать. Но стало только хуже. Мама вяло провела воспитательную беседу с Олегом, в результате которой  тот ещё больше укрепился в мнении, что маме на меня наплевать. И старший брат стал придираться ко мне с особым размахом.

Когда мамы не было дома, а я теряла бдительность и выходила из своего убежища, Олег хмуро разъяснял мне, что я в этом доме никто. Он здесь появился первым, а значит, он мой повелитель и властелин.  Я молчала, и это ещё больше раззадоривало брата. Он хватал меня за шкирку и тряс, как котёнка: 

– Услышь меня! Я здесь главный! 

Когда у Олега было особенно плохое настроение, он щипал мне руки до синяков и требовал, чтобы я называла его по имени-отчеству.

В седьмом классе всё стало ещё хуже. Классный руководитель начала советовать моей маме перевести меня в школу, где имелся математический  класс. Я ходила в математический кружок не от большой любви к математике – просто чтобы провести время и не идти домой. Но успехи в «цифирной школе», как шутя называла дополнительное образование математичка, у меня имелись. 

– Вы поймите, математический кружок – это не совсем то, – втолковывала Галина Александровна маме. – Вернее, совсем не то. Это бессистемное время­препровождение, даются отрывочные сведения, решаются задачи вразброс. Ирине Николаевне  часто не хватает времени, чтобы его провести. Репетитор, я так понимаю, вам тоже не по карману. А девочка у вас очень способная, грош нам цена, если мы будем так разбрасываться её данными. Тем более нужная  школа рядом, считай впритык к нашей, на другой конец города возить девочку не надо.  

В общем, пела она так, пела, и моя мама, поддавшись тщеславию, решила перевести меня в другую школу. Здание хоть и было рядом с нашей школой, и ходила я на учёбу прежним путём, но дорогие моему серд­цу одноклассники остались в старых стенах. Хотя у меня не имелось близкой подруги, но отношения со всеми были  доброжелательные. 

Математическим  классом управляли четверо. Два парня и две девочки. В романтических отношениях они не состояли, просто в их руках была сконцентрирована вся власть в классе. 

Захара и Никиту нельзя было причислить к близким друзьям. Захар, высокий черноволосый парень, был сыном местного завуча. Его можно было бы назвать красивым, но всё портила нижняя часть лица, делавшая его похожим на лягушонка. На очень злобного и отталкивающего земноводного.

Никита взял на себя роль верного вассала Захара. Был он плотным, розовощёким  и беспринципным. Терпел от приятеля злые насмешки, тычки и унижения. За это ему позволялось  казнить и миловать виновных, опираясь на поддержку самопровозглашённого монарха.

Две их соправительницы, Олеся и Вика, внешне были полной противоположностью друг другу. Вика рослая, как гренадёр, плечистая и громкоголосая, с короткой мальчишеской стрижкой и толстыми руками и ногами. Олеся маленькая, рыженькая, с раскосыми хитрыми лисьими глазками. Вика выполняла функцию держиморды, а Олеся была мозгом компании. Её слушался даже Захар. 

Благодаря брату я привыкла быть незаметной в любой компании. Не выделяться, не светиться, не отличаться. Просто адепт человека-невидимки. Но моя роль новенькой в классе невольно ставила меня под удар. Нельзя не привлечь внимания, если ещё вчера  тебя не было, а сегодня ты вдруг появилась. 

То, что эта четвёрка меня возненавидела, меня не удивило: они ненавидели всех в классе. Но то, что я буду их раздражать сильнее, чем все остальные, меня озадачило. Я не могла понять, что послужило спусковым крючком к этому. Возможно, восторженная похвала математичкой моих способностей, а может быть, моё полнейшее равнодушие к их россказням, слушать которые считалось священной обязанностью всех учеников в классе. 

Внимать, подхихикивать, сопереживать и гомерически хохотать в нужных местах. Я же в этот момент уходила в коридор, чтобы почитать интересную книгу. Мой интерес к литературе их тоже раздражал.

В общем, я пришлась не ко двору, но исправлять ситуацию не спешила. Я не хотела становиться их верноподданной. У меня дома уже жил один властелин.

Из всех одноклассников я сразу выделила Андрея. Он был очень высоким, рыжеватые волосы, синие глаза и вызывающая независимость. Пожалуй, он единственный из класса жил своей жизнью, не подчиняясь прихотям четвёрки. Андрей играл на гитаре, сочинял музыку и пребывал в своём мире. Такое впечатление, что он вообще не замечал ничего, что выходило за пределы его интересов. Его диссидентство сходило ему с рук. Что взять с человека, живущего в параллельной реальности? Моего появления он не заметил вовсе. 

Однажды в столовой Олеся пролила компот себе на форму. Сначала она обвинила одноклассницу в том, что та её толкнула, и гренадёрша Вика надавала провинившейся тумаков. Потом Олеся озаботилась эстетической стороной происшествия. Она сняла жилет с пятном от напитка и велела всем девочкам взять в руки тетради и применить их в качестве веера. 

Её жилет висел на стуле, а вокруг него суетились девчонки, обмахивая облачение правительницы тетрадями и ускоряя процесс высыхания. Этого монаршей особе показалось мало: узрев капли на туфлях, она велела одному из мальчишек протереть их салфеткой.

Захару и Никите эта идея приглянулась, и они, схватив бедного парня, поставили его на колени и заставили драить обувь госпожи на манер чистильщика обуви из ушедшей эпохи.

Я участия в забаве не принимала, тетрадкой грязную жилетку не обмахивала и смотреть на унижение одноклассника не хотела. Я взяла книгу и направилась в коридор.

– Куда? – преградила мне путь могучая Вика.

– Меня Борис Леонидович ждёт, – сказала я уверенно. 

Пока Вика вспоминала, кто это такой, я с томиком стихов Бориса Пастернака проскользнула в коридор.

– Спасибо, Борис Леонидович, – пробормотала я. – Вы спасли меня от позора. 

Я раскрыла книгу.

– Он тоже музыку сочинял, – услышала я голос Андрея.

– Я знаю его как писателя, – удивилась я.

– Сочинял, сочинял, – уверенно сказал Андрей. – И на пианино играл. А стихи – это так, в свободное время. 

Это был наш единственный разговор с Андреем. На следующий день он  забыл про меня, полностью погрузившись в чертоги грёз и мечтаний. Сидел на последней парте с отсутствующим видом или строчил в тетрадях по очереди математические формулы и нотные знаки.

Брату уже исполнилось 22 года, но его ненависть ко мне не стала меньше. Однажды, разозлившись на то, что я нерасторопно подала ему омлет, приготовленный мной на завтрак, он сильно толкнул меня.

Я врезалась в стену и получила от неё на память заметную ссадину на скуле. 
Олег захохотал:

 – Даже стена понимает, что ты – полное ничтожество. Может, дашь ей сдачи? 

В классе моя ободранная физиономия сразу привлекла внимание. А на второй перемене Вика и Олеся вызвали меня на разговор. Мы стояли у каморки уборщицы в самом дальнем крыле школы. 

– Думала, всё будет шито-крыто? – артистично уперев руки в боки, вопросила Олеся. 

Я удивилась. Не люблю, когда разговор начинается с непонятных мне фраз. Это не оставляет шансов на адекватный ответ. 

– Носороги и смородина, – на всякий случай ответила я. – Пусть им тоже будет непонятно.

Олеся опешила лишь на миг.

– Она ещё и издевается, – утвердительно произнесла она. – Мы всё знаем. Это ты вчера напала на Вику в подъезде. 

Я непроизвольно ухмыльнулась. Даже неуёмный Джек-Потрошитель сто раз бы подумал, прежде чем столкнуться с Викой в тёмном парадном. Что уж говорить про меня – я почти на голову её ниже, и моя способность сопротивления злу и насилию была сопоставима с возможностями детёныша тюленя в первые недели после рождения. 

– Отпираться бессмысленно, – предупредила Олеся. – Твоё лицо тебя выдаёт. Вика исхитрилась и дала тебе сдачи. 

Вика заржала:

– Сдачи? Да я бы её придушила на месте. Да я бы её…

Было видно, что интермедия не отрепетирована, нападавшие действовали по принципу «на месте разберёмся».

– Не о чем нам с ней разговаривать, – быстро перебила подругу Олеся. – Гаси её.

Вика прижала меня к стене, а Олеся схватила мой рюкзак и, лихорадочно вытряхнув содержимое, принялась топтать ногами тетради и учебники, особенно досталось томику Пастернака.

Вика всей пятернёй сдавила мне лицо, вкладывая в этот жест всю свою ненависть, и сильно толкнула. Я уже готова была попрощаться если не с жизнью, то со своим скальпом, как чья-то сильная рука отбросила мою обидчицу в сторону.

–  Сейчас я вас настигну, вот тогда и похохочем, – сообщил Андрей разозлённым девчонкам.

Он оттеснил их к лестнице, и пока я сидела у стеночки, стараясь отдышаться и не зареветь, он старательно собрал порванные книги и аккуратно сложил в мой рюкзак.

–  А я смотрю, двое идут. Знаешь, кто это такие? Это жулики! Они замышляют зловещее преступление на крыше, – старательно цитировал Андрей  Карлсона, искажая оригинал. – Тебе страшно? Мне нет.

– Друг спас жизнь друга? – осторожно сказала я, ещё не зная, как Андрей отнесётся к альтернативе стать моим близким приятелем.

– Что ж ты врала-то, что тебе семь лет? Весишь-то ты на все восемь! – укорил меня Андрей, помогая мне подняться. С этого момента началась наша странная дружба. 

Мы с Андреем не сидели за одной партой, не приглашали друг друга на дни рождения, не обсуждали книги и фильмы. Но если со стороны управляющей четвёрки намечалось хотя бы малейшее движение в мою сторону, рядом со мной непостижимым образом оказывался Андрей, которого ещё секунду назад не было видно на горизонте.

Я кое-как дотянула в этом классе до конца года. Никто меня больше не трогал, но рисковать я не хотела. Андрей может заболеть, прогулять и неизвестно что может случиться в его отсутствие. Летом я наврала маме, что за обучение в математическом классе теперь надо будет платить, и она как миленькая перевела меня в старую школу.

Рассказала Андрею, что буду теперь учиться не с ним, и слава Богу не с его одноклассничками. Я думала, что он скажет что-нибудь подходящее из своего цитатника на все времена, например: «Ну, я так не играю» или хотя бы «Дело-то житейское», но Андрей промолчал. «Обрадовался, что завершена его карьера телохранителя», – подумала я. 

Первого сентября я увидела на школьном дворе знакомую долговязую фигуру.

– Простите, у вас тут можно приземлиться? – обратился ко мне  Андрей. 
Я с изумлением уставилась на него.

– Я просчитал, что от моего дома до этой школы на 43 шага ближе, чем до прежней.  Глупо было не воспользоваться такой возможностью сократить путь к знаниям, – сообщил он мне, отвечая на мой немой вопрос.

За лето Андрей из высокого нескладного парня превратился в очень симпатичного молодого человека. Его появление в нашем классе растревожило и встряхнуло моих одноклассниц. Андрей умел нравиться.

Мы с ним продолжали дружить, наши отношения перешли на новый уровень. Мы сходили пару раз в кино, и я побывала на его дне рождения. Однажды он даже познакомил меня со своими родителями.

Я его к себе в гости не приглашала. Неизвестно, что мог выкинуть мой братец. Я не хотела втягивать Андрея в наши семейные разборки.

Ссадины и синяки, иногда появлявшиеся на моём лице и руках, я объясняла синдромом неуклюжести. Хожу, мол, неловко, натыкаюсь на преграды. 

Сразу после окончания школы я пошла работать – хотела снять квартиру и съехать от родных. Скоро моя мечта сбылась: я арендовала крохотную квартирку и не сказала родственникам свой адрес. 

– Ведь что ни говори, а не очень-то уютно жить одному в маленьком домике, да ещё в таком, о котором никто и не слышал, – поделился со мной Андрей, побывав на моём скромном новоселье. 

Я была с ним не согласна. Мне было очень уютно. 

Правда, месяца через два после переезда я простудилась. Лекарств в квартире не было, я не догадалась купить заранее. На третий день мне стало совсем плохо, и я позвонила Андрею. Он отреагировал мгновенно: уже через 15 минут звонил в мою дверь. Открыв её, я прошептала: 

– Я самый больной в мире человек. 

И потеряла сознание. 

Очнулась уже в машине скорой помощи. Андрей сидел рядом и держал меня за руку. Он навещал меня каждый день, приносил фрукты, соки. Суетился, выспрашивал у врачей про моё самочувствие. Очаровал медсестёр, нянечек и соседок по палате. Одна из них добродушно похвалила меня: 

– Какой у тебя замечательный парень. 

– Что вы! Это просто друг. Мы со школы знакомы. 

Она посмотрела на меня с изумлением и жалостью: 

– Ну как хочешь.

Я готовилась к поступлению в институт на следующий год, Андрей уже учился. Я знала, что у него нет постоянной девушки. Но недостатка в поклонницах у него не было. 

Однажды я встретила его в кафе с красивой девушкой. Из тех, что не ждут милостей от природы, а платят за них косметологам и пластическим хирургам. Красивая, эффектная блондинка. Андрей нас познакомил и усадил меня за их столик. Девушка мило улыбалась и кивала, выслушав рассказ Андрея о нашей школьной дружбе. А когда Андрей отошёл ответить на звонок, она, глядя мне прямо в глаза, отчеканила: 

– Послушай, прямоходящая иллюстрация теории Дарвина. Сейчас ты суёшь свой хвост между коленок и катишься на все четыре стороны.

Я изумлённо смотрела на неё. Я не против того, что моими далёкими предками могут оказаться сообразительные шимпанзе или любопытные макаки. Меня всегда волновал другой вопрос: «А эти чьих будут? Вот такие, как мой брат, прежние одноклассники, вот эта девушка. От кого произошли они? Жестокие, самодовольные, бесчувственные, высокомерные, презирающие всех и вся».

Я встала, чтобы уйти, но на плечо мне легла рука Андрея. Он всё слышал.

– Укрощение или низведение? – спрашивал он сам себя. – Нет, бесполезно, здесь медицина бессильна. Пойдём, Юля, – Андрей повёл меня к выходу.

На улице он долго молчал, а потом вдруг сказал: 

– Я не понимаю, что я должен сделать, чтобы ты поняла, что я тебя люблю. Почему я должен таскаться по кафе с какими-то сомнительными девицами? А ты ведёшь себя холодно и отчужденно, как Снежная королева. 

Сколько ещё раз я должен доказать тебе, что могу сложить для тебя слово «вечность»?

Меня вдруг осенило. У нас с Андреем в запасе нет вечности. Есть только здесь и сейчас. 

– Андрей, это уже совсем другая сказка, – я встала на цыпочки и нежно поцеловала его. 

Андрей прижал меня к себе и ответил горячим поцелуем.

Фото: freepik.com