Недавно наткнулась в ленте ВК на пост Анны Домченко:
«…Мы можем быть тем, кто откроет дверь, когда кажется, что все выходы закрыты… помогать друг другу, поддерживать в трудную минуту, быть рядом… Это и значит — оставаться людьми».
Этот пост стал импульсом написать о Фонде, в котором работает Анна, и о людях, которые работают вместе с ней.
Офис Фонда расположен в «сталинке» на пересечении проспекта Ленина и ул. Первомайской. Сделан с любовью к людям и очень функционально.
Первое удивительное наблюдение: на дверях нет табличек, а сами двери - стеклянные.
— Все просто, — говорит Анна Домченко. — Я должна видеть, что делают мои координаторы, а они — что начальство тоже работает. А табличек нет, потому что у нас принципиальная позиция: мы водим всех своих подопечных за руку.
Есть вход для маломобильных граждан на колясках. Заодно он используется как мини-оранжерея. Здесь выхаживают разные комнатные растения — какие-то подарили, какие-то спасли от уничтожения.
Кстати, весь офис Фонда в зеленых растениях. И перед офисом — газон в цветах. Как шутят сотрудники, аура хорошая, место намоленное (раньше в этом помещении был городской загс).
Главный вход в Фонд очень дружелюбный. Заходишь и видишь координатора. Никаких очередей, разговоров по телефону — все внимание вошедшему.
Рядом сидит психолог Жанна Захарова, она не вмешивается в разговор, но ситуацию отслеживает. И если требуется ее помощь, посетителю не придется рассказывать свою историю второй раз.
— Я работаю в Фонде с самого начала, с мая 2023 года, — говорит Анна Домченко. — До этого как министр труда и соцзащиты была активно вовлечена в его создание: от поиска помещения, ремонта, создания нормативно-правовой базы до общения с центральным аппаратом Фонда и Администрацией Президента.
Когда мне предложили возглавить созданное региональное отделение, думала минут 15. Нет, не взвешивала за и против, Фонд сразу занял все мои мысли. А подумала я тогда о том, что же будет с родным мне министерством.
Я всегда хотела заниматься благотворительностью и НКО — считаю, за этим будущее помощи в конкретных жизненных ситуациях. А госструктуры должны выстраивать межведомственное взаимодействие и обслуживать граждан.
Моя главная миссия по жизни — помогать людям. И она не меняется уже много лет. А Фонд, НКО — удобная форма для этого.
— Меценатов, добровольцев, волонтеров — их же немного?
— Помощь людям — труд души. Это желание есть в каждом, просто не все знают, как его реализовать. Люди думают, что волонтерство — это прийти куда-то и бесплатно что-то делать в фирменной маечке. На самом деле все проще: если ты учитель и сделал с соседским ребенком уроки, если угостил соседей своими пирожками или покосил траву не только у себя, но и перед домом, — ты уже волонтер.
Социальные и благотворительные проекты отличаются тем, что здесь есть структура и сотрудники, получающие зарплату. Но суть одна — желание быть полезным.
В Фонде сейчас около 5000 подопечных, с которыми заключено более 7800 соглашений. Все услуги — бесплатные.
Нуждающихся в помощи гораздо больше, чем тех, кто помогает. Есть и те, кто помощи не просит. Это наш русский код — долготерпение.
— А в Фонд кто больше обращается — мужчины или женщины?
— К нам чаще приходят двое — защитник и его мама либо жена, подруга, сестра. И это добрый признак хорошей реабилитации. В Фонде даже есть поговорка : «Нет лекарства лучше хорошей жены».
У нас несколько категорий обращающихся, с которыми мы работаем по уставу Фонда: ветераны СВО, члены семей погибших. И с недавнего времени мы занимаемся без вести пропавшими бойцами.
И да, женщины активнее — и в обращении за помощью, и в оказании помощи. Я всегда говорю, что у социалки — женское лицо. И это во всем мире, во всех конфессиях и мифологиях так.
— О том, как Фонд работает с ветеранами СВО и членами их семей, много написано. Давайте поговорим о том, о чем мы все по большому счету не умеем говорить, — как поддержать человека, если его близкий пропал без вести? Как поддержать убитую горем мать и вдову?
— Мы столкнулись с этой болью в первые дни работы. Много было обращений по ситуациям, которые тогда никто не мог прояснить: как посетить близкого в госпитале, пустят ли туда гражданскую жену, что делать, если связь с мужем/сыном потеряна…
Первое время это был поток несистематизированной информации и непонятный алгоритм работы с ней. Благо среди сотрудников Фонда есть жены и матери, которые уже сталкивались с такими ситуациями и знали хоть что-то о поиске пропавших. Мы обращались и к уполномоченному по правам человека, и к депутатам, взаимодействовали с правительством региона. Много помогал лично Алексей Геннадьевич Дюмин.
Что испытывает женщина, когда ее муж или сын не выходит на связь, а на запросы в госорганы нет ответов? Просто представьте, что вы на детской площадке потеряли из виду своего ребенка.
Вот он был только что на качелях, а сейчас его нет, и он не откликается на ваш зов. И это продолжается недели и месяцы! И исчез он не на безопасной детской площадке, а в зоне боевых действий, где «до смерти четыре шага».
Что делать, когда в зоне боевых действий пропадает человек, и как найти его? Алгоритм помощи стал частью работы Фонда. Самой тяжелой. Страшнее и тяжелее, чем гибель бойцов. Когда приходит груз 200, у нас есть четкий алгоритм действий. Да, это боль и скорбь, но у родных есть возможность проститься и похоронить родного человека. А когда нет известий — это мучение.
С декабря прошлого года мы делаем полный комплект документов для СК на пропавших без вести, включая высушенные материалы для ДНК-теста и поисковую карту. Для сдачи материала ДНК не нужно идти в поликлинику: сделать забор эпителия с внутренней стороны щеки может каждый. Приоритет для сдачи генетического материала — мама и кровный ребенок.
Поисковые карты составляют наши координаторы в каждом районе Тульской области. Их привозят в Фонд. К нам в офис тоже приходят родные пропавших.
С декабря прошлого года с ними работает Виктория Несоленова, жена участника СВО. Она ежедневно занимается оформление поисковых карт.
При обращении в филиал Фонда «Защитники Отечества» для поиска пропавшего бойца нужны документы: паспорт (для детей до 14 лет — свидетельство о рождении), копии документов, удостоверяющих личность бойца, копия контракта о военной службе, фото бойца (личные, с передовой, портретные), фото особых примет (татуировки, родимые пятна, шрамы и т. д.), данные по запломбированным зубам и коронкам. Желательно вспомнить вещи, которые боец носил с собой…
Часто приходится прерываться — привлекать психолога, чтобы успокоить обратившегося.
Даже просто чаем напоить или накормить горячим супом, чтобы привести человека в чувство.
Планируя наш офис, мы расположили кабинеты так, чтобы все было под рукой: рядом с комнатой, где заполняют поисковые карты, сделали кабинет психолога, напротив — кухню, где есть горячая еда, чай, конфеты. Нередко люди в длительном стрессе забывают есть и пить.
Кстати, кухню сотрудники Фонда сделали сами и каждый день готовят. Здесь проводят встречи бойцов с учащимися, с детьми-сиротами, потому что, как говорят сотрудники Фонда, про патриотизм и волонтерство продуктивнее разговаривать за чаем с вкусняшками.
А еще в Фонде есть два уникальных сотрудника — песчаные белки Афия и Балдер. Как говорят сотрудники, покормить, погладить и понаблюдать за ними — и стресс снижается.
— Мы не спрашиваем, как в военкоматах: «Есть ли у вас справка о без вести пропавшем?» Официальные документы оформляют, если человек не выходит на связь 4 месяца. Мы начинаем работу сразу по заявлению родных: «Три недели нет связи с близким». И главное — мы даем обратившимся обратную связь: проверены ли списки пленных, отправлен ли генетический материал в Ростов для опознания... Кстати, в 522-м морге Ростова работают пять наших координаторов.
— «Найден, жив». Чудеса случаются?
— Неделю назад среди пленных, которых готовили для обмена, оказался наш туляк, его долго искали как без вести пропавшего.
Был случай, когда юношу нашли в госпитале с тяжелым ранением. Таких ситуаций немного. Но мы всегда говорим: «Шанс есть!»
Признаюсь, первое время меня шокировали эсэмэски от матерей: «Спасибо, я нашла своего сына; вчера его похоронили». Теперь понимаю: проститься и предать земле родного человека важно.
Я психолог и знаю: в нашей стране, увы, еще не умеют работать с горем. Ну, за исключением паллиативной помощи. Есть детская психология, психология личности, бизнеса… Психологов многому учат, но отдельного направления по восприятию смерти, работе с гореванием нет.
На прощании с бойцами, когда их посмертные ордена и медали вручают родным, обычно говорят: «Нет слов, чтобы выразить…» И ведь их действительно нет!
Что может вернуть к жизни мать, потерявшую сына? Только новый смысл. Это выбор мужчины — пойти защищать страну с риском для жизни. И его смерть — достойная, героическая. А дальше – принять для себя: «Теперь я живу за двоих».
— А если в Фонд обратится подруга или женщина, чьи отношения с бойцом не оформлены официально? У них есть право на информацию и помощь?
— Увы, официально у них нет возможности, например, навещать раненого в реанимации или госпитале. И получить финансовую помощь и поддержку — тоже.
Еще в должности министра я провожала мобилизованных. Обращалась к ним: «Если вы еще не женаты, но есть девушки, с кем потенциально хотите создать семью, поднимите руки». Оформить отношения перед уходом на СВО можно день в день. И с каждой такой встречи мы регистрировали 4-5 семей. Однажды даже в учебке под Рязанью организовывали регистрацию. «Купидонили», одним словом.
Был случай. Боец после тяжелого ранения и ампутации ждал протезирования. Он и его девушка решили пожениться, но в отпуске этого не сделали, а теперь — ранение, реабилитация. И… роды! Короче, торжественную выписку мамы с малышом из роддома провели вместе с бракосочетанием. Очень трогательная история. В такие моменты я испытываю абсолютное счастье.
— Ребята с ампутациями… Как они переживают новый статус?
— Сейчас у нас уже есть комьюнити из 200 ребят. Они снимают про себя ролики, шутят, делают тату с приколами… Это уже целая субкультура, нам, «целым», может быть, не совсем понятная. Но это заряжает и поддерживает нас, когда видишь, как люди справляются в сложных ситуациях.
Когда мужчина лишается конечности, особенно ноги, он проживает травму опоры. И с точки зрения психологии у него нога должна «вырасти внутри». Он должен научиться вновь опираться на себя. Легко ли такие ребята обращаются за психологической помощью? По-разному. Если до ранения мужчина советовался с мамой, женой, начальником, то и к психологу за советом идет легко.
А есть второй тип — «я сам».
Ошибочно думать, что у ребят с ампутацией ощущение от жизни тяжелее, чем у «целых». Протез, костыли плюс какие-то военные атрибуты (форма, орден или медаль) — сейчас такой мужчина воспринимается обществом как герой, к нему относятся с почтением.
В психологическом плане гораздо труднее ребятам с непроявленными травмами и болезнями, контузиями, бессонницей и ночными кошмарами. Не будешь же объяснять всем, что с тобой.
Считаю, все бойцы нуждаются в психологической реабилитации, потому что посттравматический синдром причиняет большие страдания человеку. И с ним очень трудно, порой невозможно справиться в одиночку. Нужен клинический психолог, чтобы определить, что поможет в каждом конкретном случае — медикаменты, терапия или что-то иное.
А еще психологическая помощь нужна и близким бойцов. Ведь из зоны боевых действий вернулся совсем другой человек!
В Фонде есть специально выделенные два координатора — Ольга Веденкина и Наталья Ищукова, работающие по вопросам инвалидности. Знают все, «от ежа до ужа», - говорит Анна про них.
Есть эксперт по трудоустройству, обучению, медицинской реабилитации.
Отдельно выделен блок работы с действующими военными — работают сотрудники военно-социального центра. Сюда большей частью обращаются по различным выплатам военнослужащим.
Небольшой уютный зал для лекций, занятий йогой, мастер-классов.
Детская комната — для ветеранов с детьми. Дети сотрудников тоже тут бывают, иногда даже делают уроки.
Есть кураторы, которые занимаются занятостью. Не в смысле трудоустройства, а занятий — спортом, творчеством, путешествиями. Человек должен выйти из дома и быть чем-то занят — это принципиальная позиция для Фонда.
— В Фонде работает много жен и матерей бойцов СВО. Почему?
— Они все живут помощью СВО. И в свободное от работы в Фонде время еще что-то делают. Кто-то заготавливает домашнюю тушенку для бойцов. Те, у кого есть медицинское образование, уезжают в госпитали ухаживать за ранеными.
Кто-то плетет маскировочные сети. Казалось бы, сейчас их в промышленном масштабе наделать ничего не стоит. Но оказывается, человеческие руки делают неповторимые узоры, дроны не могут их считывать. Про это создан удивительный спектакль в Тульском драмтеатре — «Свадебное платье для Аксолотля. Сны». Это реальная история про девушку, проводившую мужа на СВО. Она сплела для него зимнюю маскировочную сеть из своего свадебного платья.
Тульский филиал Фонда «Защитники Отечества» находится по адресу:
Тула пр. Ленина, 63.
Филиалы Фонда «Защитники Отечества» открыты во всех муниципалитетах Тульской области, в общей сложности в них работает 60 сотрудников.
