О Мольере и предательстве
— Андрей Алексеевич, вы ведь и сами когда-то играли Тартюфа — Обманщика, как называл его сам Мольер. Теперь, в Туле, хотите взглянуть на эту историю немного по-другому?
— Да, я играл Тартюфа в Ленкоме, это было много лет назад. Ставил тот спектакль Володя Мирзов. Но у него была своя авторская трактовка, у нас в Туле более классическая постановка. Стараемся взять целиком всю пьесу, без исключений и поправок. Я не сторонник того, чтобы классику как-то трансформировать. Классика шикарна тем, что она всегда остра по мысли, а «Тартюф» — одна из тех пьес, которые были, есть и будут актуальны.
— Существует несколько версий «Тартюфа», от разных переводчиков. Вы на какой именно остановили выбор и почему?
— У нас будет перевод Лозинского. Мелодика его текста мне ближе, созвучнее. Вообще, судя по пьесе, Мольер был человек веселый и азартный, что позволяло ему сочинять такие истории. Я с самого начала говорил актёрам, что здесь очень важно полюбить именно слово, уметь им владеть. В этой истории важен не только текст, но и его подача и, конечно, подтекст.
— Как работается с коллективом тульского театра?
— На радость, все актеры профессиональные, каждый со своей индивидуальностью. Хорошо, что все из одной труппы, друг друга знают, слышат. Моя задача как дирижера в оркестре — настроить этот музыкальный ряд правильно. Получается некий музыкальный спектакль из музыки слов и смыслов.
— Известно, что все персонажи, выведенные в пьесе, списаны автором из жизни. Было искушение сделать кого-то из них узнаваемым сегодняшнему зрителю?
— Нет, это собирательные образы. Но любой человек в той или иной степени был в подобной ситуации. Любой абсолютно, я в этом убеждён. Просто степени вовлечения разные. В нашем спектакле в итоге перед героями встает вопрос: можно ли предать семью, близкого человека?
— Там же не совсем предать. Глава семейства Аргон действует из лучших побуждений.
— Согласен. Почему эта история и несет свет, она очень позитивная. Никто из семьи Аргона не предал, не отвернулся от него. Так это и есть как раз тот выбор, перед которым мы всегда стоим.
Романтика БАМа
— Вы, рассказывают, в Щукинском театральном училище были одним из немногих студентов, кто имел свою машину, да еще заработали на нее на БАМе...
— Это да. Если вы откроете Википедию про поселок Дипкун Тындинского района, там написано: поселок знаменит тем, что здесь начинал свою трудовую деятельность актер Андрей Соколов. Я там был три раза, наездами. Месяц, потом два, потом три. Машину заработал, да. Но и работа была тяжелая.
— Какие воспоминания остались о БАМе? Романтика, о которой тогда писали, присутствовала?
— Конечно. Когда вы идете и у вас под ногами облака или вы видите поля, покрытые багульником, это сильно. Но первое впечатление от БАМа — колоссальное количество пыли и мух. Вот пыль была везде. Приезжаешь, у тебя чемодан закрыт, в чемодане вещи все в пакетах, но и там, даже в пакетах, все равно пыль. Что касается мух, мы с моим товарищем, с которым жили в одном вагончике, однажды решили посвятить себя тому, чтобы понять, сколько можно наколотить мух. За обед убили штук триста. И третье — мошка, особенно когда ты пытаешься где-то искупаться. Там замечательная река была — Олонгро, плавать в ней можно было только втроем. Делали это так. Первый окунается, второй обмахивает его двумя ветками, третий обмахивает того, кто обмахивает, еще и себя заодно. Потому что мошка не кусает даже — она просто выгрызает куски кожи с мясом.
— Романтично.
— Да, но по результату тепло вспоминаю то время. Тяжело было — грязь, холодно, но помнится этот вот багульник, встреча с медведями, житие в палатках, Дипкун, наша передвижная механизированная колонна № 24. И то, что с едой были проблемы.
Это восьмидесятые годы, куриное крылышко стоило рубль четырнадцать, как сейчас помню, когда у инженера зарплата сто тридцать.
Была проблема с мясом, но мы ходили на охоту. Помню, с БАМа приехал, захожу в магазин, смотрю — молоко. А там молока не было от слова совсем. Подхожу к продавщице: «Скажите, пожалуйста, а что, молоко продается?» Она говорит: «Да». — «Можно купить?» — «Да». Я беру сразу две бутылки и выпиваю прямо на глазах у изумлённой продавщицы. А еще мы привыкли там на корточках сидеть, впечатление будто зек какой-то вышел.
— Контингент же на стройке действительно был разный.
— Во всех смыслах. У нас в бригаде, например, был и доктор наук. БАМ засасывает. И когда ты остаешься там больше положенного срока, это затягивает очень здорово.
— Вы кем работали?
— Я был слесарем-сантехником. Приходили домой, буквально падали с ног. Но и коэффициент хороший. После первой поездки за месяц привез рублей восемьсот-девятьсот, это приличная сумма.
— Машину покупали с рук?
— Первую — да. Это потом, в третью поездку, когда уже и чеки появились, я на чеки покупал новую.
Идти к своей цели
— В Туле недавно прошел благотворительный концерт в рамках вашего проекта «Культура в помощь Донбассу». Оказывается, ему уже три года.
— Проект создавали буквально на коленке вместе с президентом Союза композиторов Евразии Андреем Батуриным. Поскольку я сопредседатель ОНФ, мы начинали с гуманитарки, которую отвозили ребятам. Но поскольку все люди творческие, начали еще и выступать. Потом к нам присоединялись другие артисты, ОНФ начал помогать.
Всё за свой счет, собственными силами, но они же небесконечны.
Подали заявку в Президентский фонд культурных инициатив, и вот уж два года в этом формате выступаем при его поддержке. Концерт в Туле прошел при аншлаге. Сейчас по просьбе туляков будем выступать еще раз, 10 марта. Потом Чита, потом Рязань и еще, и еще...
Все ребята, которые работают в этом проекте, естественно, выступают на безвозмездной основе. Собранные деньги перечисляем в фонд участников боевых действий того региона, где работаем. Были концерты в Туле, всё пошло ребятам-тулякам. Поедем в Читу, читинцам перечислим. Это к разговору о том, что в наше время слово тоже является оружием. Вспомните, сколько было прессинга поначалу в тех же соцсетях против тех, кто посмел выступить в защиту нашей Родины. Я это получил в большом объеме. Но ничего, шкура толстая, выдержит.
— Вы что на концертах читаете?
— По-разному. Я свои стихи в основном. А у ребят, которые с нами едут, у каждого свой репертуар. Вообще, неважно, что читать, важно как — с каким посылом, с каким контекстом. Важен камертон, на который ты настроен. Когда мы были в одном госпитале, Катя Гусева с нами ездила, ходили по палатам, там ребята без ног, без рук... Когда она входила, у всех глаза загорались. Она потом, конечно, в слезах вся была.
— Вы себя там ощущаете человеком из другого мира? Ведь по большому счету вы приехали и уехали...
— Конечно. Это непросто. Есть чувство некоей вины, что ли.
— При этом в последнее время в кино снимаетесь редко. Не хватает времени или не устраивают предложения?
— Все вместе. Те предложения, которые есть, я не очень понимаю. И потом, не надо забывать: кинематограф — дело молодых. Приносит в кассу деньги зритель от 14 до 35. Размениваться ради того, чтобы лишний раз появиться на экране, — я думаю, это не нужно. Пусть запомнят молодым и дерзким.
— В «Маленькой Вере», например.
— Да.
Кадр из «Маленькой Веры».
— Тем не менее в сериалах достаточно известных вы появлялись в последнее время. Вот «Уголь» недавно по Первому каналу прошел, «10 дней до весны».
— Сейчас будут сниматься «Вампиры средней полосы», третий сезон.
«Вампиры средней полосы».
— У вас ведь были и знаковые фильмы, «Предсказание» например. Быть приглашенным в фильм Рязанова — это уже признание. Но жаль, что фильм оказался очень временным, о нем сейчас редко вспоминают.
— Я бы сказал, что он пророческим оказался. Несмотря на то, что совсем не похож на фильмы Эльдара Александровича. Почему не показывают? Наверное, любое время определяет своих героев. Вот как сейчас. Я не против плясок и песен, но когда у нас, к сожалению, ребята гибнут, наверное надо что-то корректировать в безудержном веселье на телеэкране.
Андрей Соколов в «Предсказании».
— Вы ведь службу в армии успели пройти?
— Я офицер запаса. Во время учебы в авиационно-технологическом у нас были сборы, достаточно жёсткие, и мы все вышли оттуда офицерами. А так, чтобы срочная два года — нет. Я счастлив, что родился в Советском Союзе. Счастлив, что получил в это время образование, что вообще застал эту страну, которую сейчас все почему-то вспоминают в совершенно искаженном виде. К сожалению, сейчас приоритеты меняются, и не всегда в лучшую сторону. Почему я и взялся за преподавание — этим ребятам сейчас по двадцать лет, через пять-десять лет они уже будут определять если не политику, то атмосферу своей страны. У меня хороший курс. Стараюсь максимально использовать те ресурсы, которые у меня есть. Мои студенты все прошли через съемочный процесс, побывали на съёмочных площадках, встречаются с интересными людьми. Это тоже есть воспитание.
— Вы далеко не сразу пошли поступать в театральный. Почему?
— Да, я сначала закончил авиационно-технологический. До этого поработал. Почему? Не хватало смелости.
— Что послужило последней каплей для решения?
— Наверное, то, что я месяц отработал по распределению и понял, что это совсем не мое. Потом встретился со своим товарищем, он говорит: «Ну что ты мучаешься? Попробуй! Получится — слава богу. Не получится — хотя бы будешь знать, что попытался». Это были решающие слова.
— Институт, который вы закончили, серьезный. Наверное, все было, включая легендарный сопромат.
— Конечно. У нас специализация — химия полимеров. Так что я полимерщик.
— В жизни это потом пригодилось?
— Да, пригодилось. И учеба пригодилась, и сейчас многое из курса института помогает. Есть некоторые актерские работы, которые сделаны на основе всего предыдущего опыта.
— Но, получается, вы пришли учиться и были в своей группе намного старше остальных. Как вы это воспринимали?
— Когда я поступил, мне было двадцать четыре.
— Но некоторым восемнадцать...
— Да, но разница между 18 и 24 не такая, как между 18 и 12. Вот там она чувствуется. А здесь через год-два нивелируется. Тем более я же хотел учиться. Я приходил в восемь утра и уходил так, чтобы успеть на последний поезд метро на пересадку.
— А жили тогда где?
— В Чертаново.
— Помню, как же. Увезу тебя я в тундру, увезу в Иваново…
— …Увезу, куда захочешь, только не в Чертаново.
— Это же надо очень любить то, что ты делаешь, с таким графиком.
— Я об этом не думал. Мне хотелось, я пробивался. Если у тебя есть цель — надо к ней идти.
