Екатерина Щ.
Воспитывала меня тётка, – двоюродная сестра моей мамы. Отца своего я не помню вообще.
Маму помню очень смутно. Косички она мне заплетала, сказки рассказывала, корову доила и тут же наливала в кружку молоко. Молоко было тёплое и сладкое. Корова – огромная, спокойная, с печальными глазами.
Вот так получилось, что глаза той коровы запомнила, а мамино лицо – не очень. Тётка как-то показала фотографию: на фоне реденьких цветочков и зарослей лопуха, подпирающих дощатый забор, – суровая пожилая женщина на узкой скамеечке, а за ней – две девушки в ситцевых сарафанчиках. Это мама и моя тётка со своей бабушкой позируют фотографу.
Я смотрела на повзрослевшую с той поры тётю и представляла, какой была бы сейчас моя мама. Но тётка всё равно не мама, хотя обращалась она со мной вежливо и доброжелательно, но абсолютно равнодушно. Племянница сыта, одета, обута, в школу ходит, а что ещё надо? Долг перед сестрой она выполнила: после пожара, который унёс жизнь последней, взяла её дочку-сиротку к себе. Не посмотрела, что у самой двое мальчишек и семья едва концы с концами сводит.
– Были бы у меня девчонки, одёжку могла бы донашивать за ними, а так приходится всё новое покупать, это какие траты, – жаловалась тётка своим товаркам, но всегда добавляла: – Ну что тут попишешь, кровь родная не водица. Очень меня крёстная просила Катьку забрать, сама она после гибели Антонины слегла и уже не встала. А я сильная, двужильная, я всех на себе вытащу.
Её сыновья Колька и Витька были старше меня на три и четыре года соответственно. Я была для них безликая малявка и особого интереса не вызывала. Обижать они меня не обижали, но и общаться со мной не спешили. Правда, все мальчишки в посёлке знали, что если меня заденут, Колька и Витька им голову оторвут за сестру.
У тёти Зины и муж имелся: обычный мужчина с обычными интересами. Иногда пил, иногда пытался учить жену жизни кулаками. Но быстро получив от тёти Зины скалкой или другим твёрдым предметом по хребту, свои нравоучения сворачивал и шёл спать.
Трезвый он на меня внимания не обращал, а если крепко выпивал, приносил леденец на палочке или какое другое угощение.
– Вырастешь, упорхнёшь из гнезда и забудешь дядю Вову, – печалился он. – Поманит тебя какой-нибудь молодец – и привет, нет у нас больше дочки.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, тётя Зина начала учить меня жизненной философии.
– Красивая ты, Катька, выросла. Другого капитала, кроме внешности, у тебя нет. Угла у тебя своего не имеется, приданого за тобой мы не дадим. Умом ты тоже не блещешь, учёной какой не станешь. Поэтому ищи себе состоятельного мужика, может, какой богатей на тебя клюнет. Главное, свой шанс не упускай, а то так и будешь, как твоя мать и тётка, за кусок хлеба корячиться.
Я слушала тётку в полуха, мне уже тогда нравился Митька, простой парень из многодетной семьи, на два года меня старше. И никаких богатеев мне было не надо.
Митя тоже был ко мне неравнодушен, я это видела. После уроков провожал меня домой: тащился позади, вроде сам по себе. Доводил до калитки и уходил.
Я посмеивалась про себя над его нерешительностью. А Витька, недавно вернувшийся из армии, так вообще гоготал во всё горло:
– Митька Щербатый (фамилия у него была Щербаков) опять приходил наш забор целовать.
– Не обращай на Митьку внимания, Екатерина, – строго говорила мне тётя. – Никаковский он парень. Худющий, рост с табуретку, слова из него не вытянешь, и семья малообеспеченная. Ничего он в жизни не добьётся, не нужен тебе такой.
А мне Митя казался красавцем: невысокий, ладный, молчаливый, и взгляд у него задумчивый – смотрит на тебя и будто всё он о тебе знает и понимает.
Однажды, когда шёл он за мной следом, я не выдержала, повернулась и сказала:
– Хочешь, Митя, вечером на танцы в клуб пойдём вместе?
– Я зайду за тобой в шесть, – спокойно ответил Митя.
Душа моя пела и ликовала. Но как у тётки отпроситься? Выручил меня брат Витя.
– Разведка донесла, что ты со Щербатым сговорилась в клуб пойти. Я мамке скажу, что со мной идёшь, она отпустит. А Митька твой у меня вот где, – он показал кулак. – Урою его, если что. Я свою семью позорить не дам.
Так и стали мы с Митькой встречаться. После уроков уже вместе шли по тропинке, долгий у нас путь получался.
Тётка ворчала и злилась:
– Это ж надо так себя не уважать – связалась с голодранцем! Ты на себя в зеркало посмотри: вылитая Ирина Алфёрова! Да если бы мне такую внешность, да разве я за своего Вовку бы выскочила? Я бы себе самого что ни на есть миллионщика отхватила и жила бы у моря, в домике с балконами и розами в вазонах. И горя бы не знала...
Немного мы с Митей повстречались, как его в армию забрали. Тётка повеселевшая ходила:
– С глаз долой – из сердца вон.
Но я все два года письма писала и ждала его верно. А как только Митька из армии вернулся, пришёл ко мне с родичами свататься. Тётя Зина в глаза им улыбалась, а едва выходила за дверь, плевалась и выговаривала мне:
– Не вздумай соглашаться, загубишь свою жизнь. Я тебе в Семёновке хорошего мужика углядела. Осталось только сговориться.
Тётка приличия соблюла и сватов к столу пригласила. Поговорили иносказательно, как и положено, про красного сокола и жар-птицу, про товар и купца. Дядя Вова, напившись, вытирал слёзы и бормотал:
– Выданная дочка – отрезанный ломоть, недаром так в народе говорят.
И хотя я была согласна, и родители Митьки знали, что всё у нас уже уговорено, сразу прилюдно соглашаться было неприлично. Поэтому сваты должны были прийти за ответом на следующий день.
Тётя после их ухода ворчала, брюзжала:
– За первого встречного готова выскочить, простодыра.
– Не ругайся, мать, – поддержал меня Николай. – Ты тоже вон не за королевича вышла, – он кивнул на пьяного храпящего отца.
– Вот именно, – горько сказала тётя Зина и махнула рукой: – Делайте что хотите.
Свадьбы у нас как таковой не было. Чтобы там платье, фата, гостей полный дом, разносолы, драки, танцы... Расписались и тихо-мирно посидели с родными. Дали нам напутствие жить дружно и детишек рожать побольше. Тётя Зина пожелала достатка и спокойной жизни.
– С детишками не спешите, – сказала она. – Поживите для себя немного.
Через год у нас с Митей родился Мишенька, вслед за ним – Егорка. Жили мы с Митей очень скромно, во временной постройке на участке его родителей. Холодно там было и неуютно, а у нас двое малышей.
Решили мы поехать к его тёте в город. Она посулила на первых порах помочь и Митю на работу устроить. По телефону наобещала много всего, а когда приехали, оказалось, что мы ей больше нужны, чем она нам.
Выделила она нам проходную комнату в квартире, Мите газету с объявлениями в руки сунула – ищи, мол, подходящую вакансию. А я ей как прислуга требовалась.
Митя на стройку устроился, а я принялась крутиться с двумя детьми. Им готовлю – и тётку Митину кормлю, стираю – и её вещи в тазик кладу. Квартиру убирала, за продуктами ходила. Естественно, с тётки денег не спрашивали, мы же в её квартире жили. Правда, она с нас часть коммуналки брала. Ну это понятно: нас много, а она одна.
Через полгода решили, что лучше снимать квартиру для нашей семьи, чем быть у тёти Раи в услужении. По деньгам ненамного больше бы ушло за квартиру платить. Тётка в последнее время всё деликатесы с нас требовала. А мальчишки не понимали, почему им эту рыбку и колбаску нельзя, а бабушке можно.
И наступила у нас светлая полоса. Мальчишки в садике, я стала учиться на кондитера, а Митька на стройке хорошо зарабатывал. Я смогла себе красивое платье купить, сумочку и лаковые туфельки.
Поехала к тёте Зине в село – показать, что она не права была, когда отговаривала меня за Митю замуж выйти. Всё у нас ладится, живём не хуже других.
– Ты прям как актриса выглядишь, – похвалила меня тётя Зина. – Туфли, сумочка, бусики красные, платье в зелёных цветах. Красиво, ярко! Глаз не оторвать!
Дядя Вова к тому времени уже умер, братья на заработки уехали, и опустел тёткин дом.
– Вы приезжайте почаще с мальчишками, – просила она. – Так непривычно одной жить. Борща кастрюлю варю, как встарь, а кому есть-то тот борщ?
Я обняла тётю Зину, но знала, что не скоро к ней приеду: я третьего ребёнка жду, не до визитов мне будет.
Родился у нас с Митькой опять парень, Тимофей. Решили, что в следующий раз обязательно девочка будет.
Олечка у нас родилась, когда старшему сыночку Мишеньке семь лет исполнилось. Как Митя радовался! С мальчишками шариками и открытками всю квартиру украсил, взял отпуск и две недели не отходил от новорожденной. А потом предложил, как только Олечка чуть подрастёт, переехать в Тулу. Там у него друг армейский. Поможет, мол, с работой и вообще поможет.
Я с опаской отнеслась к переезду. Но Митин друг Павел нас встретил, разместил в уютном доме и в свою строительную бригаду Митю взял.
– Что же ты со своей жизнью делаешь? – сетовала тётя Зина по телефону. – Ты куда их столько нарожала? Случись что, кто тебе поможет? У Митьки твоего хоть трое сестёр, а много твои дети от них внимания видели? Или моих сынков взять – свои проблемы, до твоих ли детей им будет, если что? Тем более четверо ребятишек. Ох, Катька, учила я тебя уму-разуму, да всё как в яму ухнуло.
– Да что случится, тёть Зин? – улыбалась я. Совсем у тётки к старости крыша поехала. – Всё у нас хорошо. Митя теперь ездит в другие города с бригадой. Мы деньги на свой дом собираем, скоро уже купим.
Деньги на дом, конечно, копились, но не с такой скоростью, как хотелось бы. Митю я и дети месяцами не видели. Но мы знали, что надо чуть-чуть потерпеть, а потом, под новой крышей, мы будем неразлучны.
Однажды в очереди в детской поликлинике я познакомилась с милой женщиной. Рассказала, что у меня четверо детей, муж работает вахтовым методом, видим его очень редко, но зато присматриваем себе домик. Правда, всё так дорого, не хватает пока на собственное жильё.
– Надо же! – воскликнула незнакомка. – Нас сама судьба свела. А мы с мужем как раз домик продаём. Небольшой, три комнатки и кухня. Все удобства. И недорого совсем: торопимся очень, к детям уезжаем, нас сроки поджимают. Может, посмотрите домик-то?
Я решила сделать Мите сюрприз: если дом понравится, куплю, а потом уже скажу:
– Вот, любимый, это теперь наши хоромы. Видишь, какая у тебя жена! Такой домище за смешные деньги отхватила.
Домик и правда оказался очень милым. Всё как женщина говорила: три большие комнаты, кухня с газовой плитой и раковиной, в закутке ванная с туалетом. Сказка, а не дом.
Женщина всё рассказывала и рассказывала, какие соседи хорошие – у одной из них корова, можно будет детям молочко покупать. Я так и представила, как мои ребята пьют парное из кружки, а коровка рядом стоит, большая и тёплая, с печальными глазами. Как во дворе можно будет гамак повесить и качели и вообще за детей можно не беспокоиться: калитка закрыта, дети в безопасности. А в палисаднике можно цветов насажать.
– Я не цветовод, – пояснила женщина. – Самые скромные развела. Даже не помню, как называются.
Я под её непрерывный монолог думала о том, смогу ли я купить такой прекрасный домик. Митя как раз привёз большую сумму денег в последний раз, и мне не хватало самую малость на покупку, о чём я со слезами на глазах сообщила собственнице.
Она задумалась ненадолго, а потом махнула рукой:
– А ладно, была не была, уступлю вам. Думаю, и муж против не будет. Люди должны друг другу помогать, тем более у вас вон сколько ребятишек, им хорошие условия нужны.
Я, не веря своему счастью, поехала с ней в нашу съёмную квартиру за деньгами, боясь, что женщина передумает и мой дом уплывёт другим, более удачливым покупателям.
Я быстро передала всю сумму женщине, взяла расписку и договорилась, что на следующий день мы поедем заключать сделку и я получу ключи. Сама не своя от счастья легла спать.
Даже во сне я была счастлива, представляла, как небрежно вручу ключи мужу и скажу:
– Всё, Митенька, свили мы с тобой семейное гнёздышко, будет что детям оставить.
На следующий день хозяйки в доме не было, калитка была закрыта, на двери – замок. Я с трудом нашла телефонную будку и позвонила по номеру, который оставила мне женщина, предупредив, что это её рабочий. Мобильные телефоны тогда могли ещё не все себе позволить, они только входили в обиход. Но на том конце провода мне ответили, что я ошиблась: во-первых, это квартира, во-вторых, никакой Тамары Сергеевны у них нет и не было.
«Значит, я неправильно записала, – подумала я, – цифры перепутала на радостях».
Я на всякий случай постучала в калитку, даже, можно сказать, подолбила от души. На шум вышла соседка.
– Вы, женщина, что хотите?
– Не знаете, Тамара Сергеевна скоро вернётся?
– А кто это?
– Хозяйка дома, – объяснила я ей, удивившись. – А мне говорили, что соседи тут дружные.
– Здесь Анька хозяйка, – подозрительно глядя на меня, сказала женщина. – Анька и Петька – мои соседи. Нету их, у детей гостят уж недели три.
– А Тамара Сергеевна? – не сдавалась я. – Худенькая такая женщина, остроносенькая, волосы рыжие. Она им кто?
– На Светку вроде похожа по описанию, – ответила соседка. – Говорили, что какая-то дальняя родственница за домом будет присматривать, пока их не будет. Я видала её пару раз, не очень-то она присматривает.
Ноги у меня подкосились, я почувствовала, что теряю сознание. Женщина помогла мне дойти до лавочки, и я, давясь слезами, рассказала, что отдала все деньги за дом непонятной женщине, представившейся хозяйкой.
– И документы не посмотрела? – охала собеседница.
– Я расписку взяла, – оживилась я. – Когда деньги передавала, она написала, какую сумму у меня берёт.
– То есть ты ей деньги дала, а она тебе листочек в клеточку с каракулями своими, – констатировала тётка.
Под вопросительным взглядом своей визави я поняла, какого дурака сваляла.
– В милицию беги, девка, – посоветовала мне женщина.
Я, конечно, помчалась в милицию и рассказала всё как на духу. Там мне пообещали искать мошенницу, и через несколько дней даже появилась ниточка. Рыжая остроносая аферистка втёрлась в доверие к хозяевам дома Анне и Петру, назвавшись дальней родственницей, перечислив всех родных до третьего колена, и попросилась пожить.
Была ли она их родственницей или умело обвела вокруг пальца, история умалчивала. Где её искать – тоже было неясно. Впервые я не хотела и не ждала приезда мужа. Я не знала, что ему говорить.
Митя приехал радостный, привёз зарплату и сказал, что мы готовы к покупке, теперь начнётся самое интересное – будем дом себе присматривать.
– Клади, жена, в заветную коробочку, – скомандовал Митя. – Как время будет, посчитаем с тобой не спеша, прикинем, на что можем рассчитывать.
Я никак не могла начать разговор. Покормила его вкусным ужином, провела с ним ночь, тогда уж нам точно не до разговоров было. Утром пошли с детьми в парк.
А вечером Митя сказал:
– Ну, Катюша, доставай наши сбережения. Считать будем!
Я не выдержала и разрыдалась в голос. Митя испугался, я, захлёбываясь слезами, причитая и подвывая, рассказала историю покупки дома.
Митя ошеломлённо молчал, потом выдавил:
– Ну что же, не жили хорошо – не надо и начинать.
– Может, найдут её, Митя, – заикнулась я.
– Может, и найдут, – не стал спорить муж.
Митя провёл с нами неделю. Был грустным, задумчивым, к разговору о деньгах мы не возвращались, чтобы не расстраиваться. Никаких новостей о ходе расследования не было.
Муж постеснялся даже близкому другу рассказать о том, что случилось. Мы чувствовали себя униженными и сторонились людей, как прокажённые. Будто это мы что-то украли, а не у нас.
Митя уехал, а через три дня, во время смены, меня неожиданно вызвала к себе начальница. Вид у неё был странный. Она как будто не хотела меня видеть и делала усилие, чтобы разговаривать со мной. Глаза у неё бегали, она старалась не смотреть на меня.
– Тебе звонили, я сказала, чтобы перезвонили через десять минут, – сказала она мне. – Сиди, жди.
– Кто звонил? – удивилась я.
– Тебе всё скажут, – начальница не поднимала глаз.
«Может, мошенницу нашли? – появилась у меня робкая надежда. – Вот Митя обрадуется! Если даже не все деньги вернутся, и то хорошо».
Я с радостью уселась у телефона, ожидая звонка.
– Катя? – раздался знакомый голос. – Это Паша.
«Дружок мужа, зачем-то мне звонит, – удивилась я. – Может, Митька приболел?»
– Крепись, Катюша, – с печалью в голосе сказал Павел. – Дмитрий твой умер.
Стены вдруг зашатались, а потолок стал падать на меня.
«Дом рушится», – подумала я и потеряла сознание.
Помогли мне, конечно, близкие люди. Митина сестра Зоя прибыла, чтобы следить за детьми. Приехал Коля, один из моих троюродных братьев, с которыми я воспитывалась у тётки. Митин армейский друг Павел, с которым он занимался строительством, взял на себя все печальные хлопоты.
Я была как в бреду, к отчаянию и боли прибавилось чувство вины. Если бы не я, Митя был бы жив. Историю о пропаже денег никто из родных не знал. Митя молчал, я и подавно.
– Хоть запасец у тебя будет на первое время, – утешил меня Паша на поминках. – Митя экономил на всём, на дом откладывал. Не придётся ему в том домике пожить, а ты подумай о собственном жилье, не надо будет за съём платить.
Сказал так Паша, а я разрыдалась, рассказала о том, что натворила. Сестра Митина услышала, раскричалась, обвинила меня, что я её брата со света сжила.
– Ничего хорошего он с тобой не видел, только пахал без продыха! – от злости щёки её заалели. – Жизни у мужика не было. Вот прозябай теперь в нищете, заслужила своим пещерным идиотизмом! – бушевала она.
– Молчи, Зойка, – вразумлял её Николай. – Сама хоть понимаешь, что своим племянникам желаешь?
– Ну, получилось так, – поддержал его Павел. – Теперь надо думать, что делать.
На следующий день мы с Колей сходили в милицию, узнать ход расследования. Оптимизма нам это не прибавило. Только, если бы даже деньги нашлись, Митю это бы не вернуло.
Перед отъездом Зоя предложила забрать у меня Олечку.
– Ничем другим помочь я тебе не могу, – сказала она. – Денег не дам, это всё равно что выбросить. И ещё знай: никогда я тебя за брата не прощу.
Олечку я ей не отдала, но и оправдываться не стала. А что тут скажешь? Кругом я виновата. Стали мы жить без Мити. Дети целый день в школе, уже и Олечка в первый класс пошла. На работе начальница старалась мне самые выгодные заказы давать, чтобы я могла заработать побольше.
Вроде привыкли, оперились, не голодали, за квартиру платили. Вещи для детей я покупала недорогие, или кто из знакомых отдавал, но выглядели мои детки вполне прилично.
А тут учительница Мишина меня в школу вызвала и тактично начала расспрашивать, как мы живём. Всего ли хватает, не голодают ли дети. Я даже обиделась на неё за эти расспросы. А она вдруг говорит:
– Вы поймите, я вас не просто так расспрашиваю: на Михаила одноклассники жалуются, что ворует он у них.
На меня как будто ведро кипятка вылили, стою красная от обиды. Да как она смеет на мальчика моего наговаривать? Он первый помощник мой, мужичок настоящий! В доме всю мужскую работу делает.
– Шоколадки покупает, мороженое, носки себе купил дорогие – ребята рассказали, – продолжила учительница как ни в чем не бывало. – Вы ему карманных денег сколько даёте? Он вчера три больших шоколадки в школу принёс, девочек угощал. А у ребят деньги пропадают.
Призадумалась я, пообещала, что поговорю с Мишей. А он на меня накричал первый раз в жизни:
– А если мне тоже хочется и шоколада, и жвачки, и одежды модной? Я тоже человек! А где я возьму? А у этих ребят много денег, не обеднеют. У них родители богатые...
На работе у меня невольно слёзы текли. Мишу было жалко и себя, и Митю.
– Что вы, Екатерина Ивановна, сегодня грустите? – спросил меня молодой парнишка Костя. Его к нам учеником взяли недавно. Вежливый, скромный, услужливый.
Участливо так спросил, а я взяла и всё ему рассказала. Он выслушал меня и только что не заплакал, так близко мою историю к сердцу принял.
– Хотите, я с вашим сыном поговорю? – предложил Костя. – По-отцовски?
Я невольно рассмеялась. По-отцовски! Он моего Мишки лет на семь-восемь всего старше.
Костя после этого разговора стал ко мне относиться по-особому: провожал после работы, дарил незамысловатые букетики. Бабы смеялись над моим ухажёром, а мне было приятно.
Костя от одиночества ко мне прикипел. Отец и мать у него погибли, братьев и сестёр не было. Ни бабушки какой, ни тёти – никого. Я однажды его к нам на чай с пирогами пригласила, так он такой счастливый был! Тимофею машинки сломанные починил, с Олькой в прятки-догонялки играл.
Понравилось ему у нас.
– Радостно в вашем доме, – сказал Костя. – Уходить не хочется. Можно я буду к вам приходить? – спросил он.
– Приходи, конечно, – я была не против. Появился человек, которому моя семья стала не чужой, который разделял наши проблемы и помогал, чем мог.
Старшие сыновья Костю в штыки приняли.
– Кто это вообще, ма? – Миша стоял, скрестив руки на груди, и прожигал меня взглядом. – Зачем он к нам таскается?
– Это от работы делегат, помогает мне как одинокой многодетной матери, – соврала я. – Разве плохо тебе? Электропроводку починил, сколько раз я хозяйку просила – и всё без толку. Спать боялась уже, думала, загоримся. Кран теперь не капает. У шкафов все дверцы на месте.
– Ну, пусть обслуживает нас, – фыркнул Егор. – Винтик и Шпунтик в одном флаконе.
Я решила в комнате Тимофея и Олечки ремонт сделать. Пошли с Костей обои выбирать. Ходили, устали, сели на лавочку возле магазина отдохнуть.
– Я вот что подумал, Катя, – он меня уже давно без отчества звал. – Переезжай с ребятами ко мне. У меня квартира родительская осталась. Живу там один как сыч, вечером некому спокойной ночи пожелать. Я вам две комнаты отдам, а сам в кладовой спать буду. Много ли мне надо... А тебе за квартиру не платить. Купишь Мишке одежду модную.
Я растерялась:
– Это как же? Неудобно, что люди скажут?
– Хочу быть кому-нибудь нужным, – объяснил он.
– Женишься, свои дети появятся, – пожала я плечами. – Зачем тебе моя орава?
– Мне ты нравишься, – тихо сказал Костя. – Давай вместе жить. Выходи за меня.
Думаете, я отказалась, руками замахала? « Что ты, мальчик, ты меня на двенадцать лет моложе!»
Как бы не так. У меня четверо детей и никакой помощи. А тут молодой, работящий парень. Да, не красавец, не атлет, а мне детей от него не рожать. Мне выжить бы с моими ребятами.
Сказала я детям, что Костя нас к себе пустил пожить, они против не были, как узнали, что бесплатно. Загомонили, кому что купить на сэкономленные от съёма квартиры деньги.
– Костя просто Волшебник Изумрудного города, – хихикнул Егор и пропел: «Заветных три желания исполнит мудрый Гудвин...» Мне, чур, кроссы, сотовый и плеер!
– Ковёр с дорогами, – не отставал от брата Тимофей. – И маленькие машинки!
– Домик для Барби с мебелью и полосатые гетры! – закричала Олечка.
Один Мишка стоял, нахохлившись, кулаки сжимал.
В день переезда в квартиру Кости Михаил ушёл из дома, написал записку, что уезжает к тёте Зое. С ней теперь будет жить.
– Егор, ты знал? – пристала я с расспросами к сыну.
– Знал, – буркнул он. – Не хочет Мишка, чтобы ты с Костей сошлась. Он за отца обиделся.
Расстроилась я сильно, но решение своё не изменила. Буду жить с Костей. Он меня любит, к ребятам моим хорошо относится, как к своим. Жильё имеется, что ещё надо? А Мишка перебесится и вернётся.
Мальчишки поселились в проходной комнате, мы с Олей – в спаленке, Костя спал в кладовой, как и обещал.
Через две недели после переезда мы с Костей объявили, что хотим пожениться.
Расписались мы и посидели в кафе с детьми. Егор, правда, не пришёл, сослался на контрольную в школе. Олечка залезла Косте на коленки и обняла за шею:
– Теперь ты мой папа.
– Папа Костя, – поддержал её Тимофей.
Михаил к нам вернулся спустя полгода.
– Из-за малявок приехал, – буркнул он. – Соскучился.
Через год нашей семейной жизни Костя предложил квартиру продать и купить домик за городом. Я, вместо того чтобы обрадоваться, расплакалась.
– Нет, ни за что! Пускай в тесноте живём, зато крыша над головой, а то всё потеряем...
Домик мы себе купили, уже когда у старших ребят свои семьи появились. На сделке всей семьёй присутствовали, я боялась, что нас обманут. Обожглась, как говорится, на молоке, так потом всю жизнь на все напитки дула. Очень уж серьёзный ожог со мной случился.
Фото: freepik.com
