Старый погост, ветер треплет кресты. Мир ночной, словно вымерший, пуст.
На могилах увядшие розы-цветы, да потрепанный вереска куст.
Сжаты виски, кровь не бурлит, меч- рукоятью в земле.
Лунный огонь дразнит-манИт, блеском света на острие.
Хватит войны, хватит побед, жать лавры- нет больше серпов.
Реки крови, море из бед, душа вся в металле оков.
Грудью на меч- прошлого нет. Здравствуй, ликующий ад!
Шорох шагов... мерцающий свет... кто-то бурчит невпопад.
Тоненький стан, волос-крыло, в котомке пучки редких трав.
В глазках испуг, тело дрожит, стою, за плечо крепко сжав.
Кто ты, и что делаешь тут? Кладбище- дом мертвецов.
Ищешь чего, или сбилась с пути? Тут нет, кроме нас, храбрецов.
«Ой, больно, пусти же, я зла не желаю.
Вон, травку с могилок родных убираю.
Постой-ка, ты плакал? Следы, на щеках...
Меч перевернут, дрожь в сильных руках...
Смотрю я, собрался ты жизнь покидать?
Что, как, почему, я не стану гадать.
Тебя попрошу только лишь об одном-
Ты жизнь-то, дружок, помяни, вот, вином.»
И тонкой рукой в бликах тусклой луны
Бокал протянула: "На-ка, хлебни".
«Не бойся, тебе ли от страха дрожать,
Ведь ты все равно же решил умирать.
Я вижу в глазах твоих яростный свет.
Но, то что случилось, того уже нет.»
И, выпив бокал из рук девы ночной,
В блаженную негу впадает герой.
Солнечный луч прямо в глаза, ставни открыты давно.
Сколько же спал, ночь прошла, стала днем, крепким же было вино.
Ломится стол: тут и дичь и пирог, квасу холодного жбан.
Кот прошмыгнул за высокий порог... Меч... где же меч мой? Болван !
Вот он висит на стене у окна, вычищен, сталью блестит.
Плащ на гвозде, и рубаха моя, даже изрубленый щит.
Где же я сам, ничего не пойму, вроде на кладбище был.
Домик лесной на речном берегу...сам я сюда не ходил.
Мётла в углу, на скамье куча трав, запах кружит, словно хмель.
Нити грибов, словно бусы, висят, обрамляя дубовую дверь.
Горка костей, лапки мышек и жаб сохнут на теплой печи.
Капли застыли на чистом полу- будто слезы оплывшей свечи.
Скрипнул в сенях половицы сучок, занавеску сквозняк подхватил.
Встал у дверей, меч сорвав со стены, рукоятку покрепче сдавил.
Тоненький стан, волос-крыло, будто лебедь, впорхнула она.
Старый погост и луны серебро вспомнились, словно из сна.
Выспался, воин? Давай-ка к столу, стынет обед уж, поди.
Сил наберешься, сбегай к пруду, водицы ушат принеси.
Что ты стоишь, словно столб верстовой, руки умой и к столу.
Белый рушник, что у зеркала - мой, твой же, вон, видишь, в углу.
«Кто ты, юная дщерь, и чей это дом у пруда?
Как очутился я в этом краю, дорогу нашел как сюда?
Может свершилось, и бренная плоть в себя приняла стали яд?
А это не явь и не сказочный сон, ведь должен не рай быть, но ад!»
«Я- Ведьма, но ты не пугайся, герой.
Хотела сгубить бы, поверь, не впервой.
Со свету изжить- ничего проще нет.
Но я тебе, Воин, открою секрет...
Все то, что ты видишь, и кости, и травы,
Собранно мной вовсе не для забавы.
Смотри, вон олешка вертИт головой.
Летит, словно ветер- вчера был хромой.
Там- рысь из капкана, сова из силка...
Вчера, вот, из ямы достала волкА.
Убить- это просто, гораздо сложней
Заблудшую душу отнять у теней.
А в ад, ты поверь, тебе рано спешить.
Ты здесь, на Земле, еще должен пожить.
Не зря девять дён ты в забвении спал.
Как вижу, о смерти мечтать перестал.
Живи, людям нужен твой меч и твой щит.
Иди, не держу, знаю, камень лежит.»
Сжалось в груди сердце комком, рванулось, как раненый зверь.
Как ошибался, какой был дурак, понял я только теперь.
Сколько же зла, сколько смертей, таких, как она, позади...
Сам же сжигал, бросив факел в костер. Боль защемила в груди.
На руку щит, плащ на плечо, прочь от лесной тишины.
Вереска куст снова расцвел, сдобренный кровью войны.
Спину сверлИт острый девичий взгляд, кости буравит сверлом.
Нет мне покоя и места в раю, во всем, что считал раньше злом.
И снова бой, и снова кровь. Взликует бушующий ад!
Демоны, что были посланы вновь, вернутся с победой назад.
Злоба и лесть, ложь и расчет, предательство друга и боль...
Деньги и власть, похоть, не страсть! Пирует кровавый король.
Вереска куст пылает средь тел лиловым манящим огнем.
Но разве того, кто семью защищал, считать нужно сразу врагом?
Кто поднял меч и кто выставил щит, пытаясь спасти отчий дом,
Разве он враг? Меч швыряю в ручей, гори оно адским огнем.
Хватит войны, хватит побед, жать лавры- нет больше серпов.
Реки крови, море из бед, душа вся в металле оков.
Тихий приют в сердце застрял, занозою острой сидит.
Как я хочу снова видеть тот взгляд, что кость, словно буром, сверлит.
Прочь, псы войнЫ, вами сглодана кость, отныне я сворщик- не вам.
Все, что когда-то вы брали взаймы, делите теперь пополам.
Выбросил меч, щит расколол в щепки о твердый гранит.
К скромной избушке в осеннем лесу путь мой стрелою лежит.
Жар от углей и закОпченных стен. Окон глазницы пусты.
Дым еще вьется к седым облакам, тлеют погоста кресты.
Снова призвал адского пса взять исчезающий след.
Рано с войной я решил завязать, тварям прощения нет!
Куча снопов, столб опАленый врыт, кто-то кричит «торопись!»
Время потехи, собралась толпа- ведьму сжигать собрались.
Волос-крыло, тоненький стан, руки в ремнях за спиной.
Взорвался азот во вскипевшей крови, тело толкая на бой.
Выброшен меч, но оглобля сойдет, «прочь, дети демонов, прочь!»
Факел горящий смолою течет. Рваным пламенем ранена ночь.
Крики толпы, хруст и скрежет костей, взгляд полный тихой мольбы...
Выпущен пес, снова сворщик в бою, во имя рожденной любви.
Люди грешны, но считают врагом- тех, что ни капли не лгут.
Сами нечисты, душа- одна грязь, но на кострах нечисть жгут.
Холод и жар, закат и рассвет, жизнь- это страшный обман.
Тот, кто был другом, воткнет в спину нож, враг исцелит же от ран.
Как отличить правду и ложь, как распознать что есть свет?
Внешность обман, правда- в сердцах. Они и подскажут ответ.
Воин ушел с Ведьмой в закат, скрывшись от взоров людских.
Правда иль ложь не узнает никто, шорох шагов их затих.
Но иногда в дивно светлую ночь, когда даже ветер притих,
Можно увидеть на фоне луны, порой, силуэты двоих.
