Известный журналист и кинокритик Антон Долин пишет для «Афиши», выступает кинообозревателем на радио «Маяк», «Вести ФМ», а также в программе «Вечерний Ургант». Перед его лекцией «Мануэл де Оливейра: невозможность экранизации от Данте до Джойса» на фестивале «Сад гениев» в Ясной Поляне мы поговорили с Долиным о легендарном португальском режиссёре, которого в России почти не знают, об агрегаторах, культурном «имбире», синефилии и «бомбах» российского кино за последнее время.
- Хотелось бы узнать, почему Вами была выбрана именно такая тема для лекции? Я думаю, что мало кто из туляков знаком с работами Мануэла де Оливейры.
- Объяснение очень простое. Во-первых, не я придумал тему лекции. То есть я определил её, но про Мануэла де Оливейру мне предложила рассказать Юля (Юлия Вронская - организатор международного арт-фестиваля «Сад гениев». - Прим.авт.). Мануэл де Оливейра одна из моих обсессий, один из моих любимых режиссёров, у меня их много.
Мануэл де Оливейра
Когда минувшей весной стало известно, что он умер, не то чтобы многие удивились. Когда человеку 106 лет, то волей-неволей с минуты на минуту ожидаешь его смерти. Но это была грусть для многих, и для меня в том числе. И поскольку это малоизвестный режиссёр, в России его фильмы никогда не выходили на экраны, я решил - сейчас или никогда. Можно прийти и рассказать на тех СМИ, где я работаю, в частности на радио «Маяк», кто это, почему его смерть - это большая утрата, почему его творчество - это что-то, о чём люди должны знать. И вообще, моя кинокритическая деятельность сводится не только к тому, что я рассказываю людям, на какой из трёх фильмов им сходить, выбрать «Терминатора» или «Миньонов», но и рассказывать о том, о чём люди не знают.
- То есть просветительская деятельность?
- Совершенно верно. Какое-то культуртрегерство, не побоимся этого слова (культуртрегерство - это деятельность распространителя просвещения и культуры, часто ириночно - прим. авт.). Услышав эфир на «Маяке», Юля позвонила или написала, не помню уже, что ей это интересно и об этом можно рассказать в Ясной Поляне. Я сразу подумал о том, что Оливейра - уникальный режиссёр, который всю жизнь бился над вопросом, как экранизировать литературу. Есть огромное количество режиссёров, которые не экранизировали никогда классику и не пытались. Есть те, которые пытались, но не решали это как проблему, потому что они просто брали сюжет и переводили его на язык картины с помощью актёров, художников-постановщиков, операторов и так далее. А он мучился этим этическим вопросом: когда есть такая сверхценная вещь, как книга, как её можно перевести в кино? Я подумал, что эта тема, вне зависимости от знакомства моих слушателей с творчеством Оливейры, интересная. Любой человек, который смотрел кино в жизни, смотрел экранизацию. Детство начинается с экранизаций. Все детские фильмы и мультики - экранизации сказок, мифов, легенд. С этого всё начинается.
- И это как раз прекрасно вписывается в контекст литературного фестиваля.
- Совершенно верно. Поскольку фестиваль литературный, а у меня филологическое образование, то я подумал, что если совместить культуртрегерскую миссию, рассказав о режиссёре, которого никто не знает, и поговорить о проблеме, которая касается каждого, то это будет интересно. И это для меня самого эксперимент.
- Вы говорите, что задача критика больше, чем просто помочь выбрать между «Миньонами» или «Терминатором», но, например, в Туле и в других небольших городах другого выбора нет. Скажем, найти в кинотеатрах фильм «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» (фильм Роя Андерссона, лауреата Венецианского кинофестиваля, вышел в прокат в России 2 июля 2015 года) невозможно. Как Вы считаете, можно ли как-то решить такую проблему?
- Есть несколько способов решения. Совершенно конкретных. Первый, самый громоздкий, - коммерческий.
Всегда, если в городе есть публика, можно открыть маленький зал, в котором будет показываться артхаусное кино.
Обращаться непосредственно к людям, у которых есть маленький бизнес, -они должны к этому проявить интерес. Потому что показ артхаусного кино тоже бизнес. Понимаете, взять одну копию того же «Голубя…», чтоб его показывать, это несложно. Если у вас есть маленький зал, содержание которого обходится не в гигантские деньги, и если в принципе это не главный ваш бизнес в жизни, а главный, не знаю, скажем, торговать тульскими конфетами. Кто-нибудь торгует конфетами «Ясная Поляна», у него в кармане остаётся немножко денег, которые он как любитель кино готов потратить на что-то ещё. Открываешь маленький зал на 50 человек, берёшь копию такого фильма и показываешь. Всегда можно найти, по идее, если быть энтузиастом этого дела, такой зал, оборудовать его, найти человека, который будет в это инвестировать. Это простой путь, требующий денег. Есть другой простой путь, требующий гораздо меньшего количества денег. Этот путь известный, я думаю, всем интеллигентным жителям Тулы и других городов, которые находятся на таком же расстоянии от Москвы: вы едете в Москву и смотрите там всё что хотите. Третий вариант: можно организовать киноклуб. Киноклубная деятельность, которая существует сейчас во всём мире, в России подугасла, в советское время её было больше, но киноклубы никто не отменял. Собираются люди, любители, смотрят фильмы, возможно, старые и совсем не обязательно новые, всегда можно устроить DVD-проекцию. У меня дома есть экран на ножках и проектор, которые я сам себе купил.
- В Туле подобные проекты есть. Игорь Манцов (кинообозреватель, туляк. - Прим. авт.) ведёт такой клуб, например.
- Да, Манцов замечательный человек. Пожалуйста, устраиваются обсуждения, показываются фильмы, людям это интересно. Любой фильм можно добыть для одноразового или нескольких показов на DVD. Всё. Главное, чтоб не замолкало это.
- Если говорить о кинокритике, в век интернета, хотя он уже довольно долгий, с появлением ресурсов типа Rotten Tomatoes и Metacritic (агрегаторы, высчитывающие средний процент положительных рецензий) не превратится ли отзыв в две строчки и цифру с процентами?
- Так уже очень давно. Сейчас интернет конденсирует, и нам кажется, что с Rotten Tomatoes, когда рецензии высчитываются в процентах, дошло до некоего абсурда. Но я очень люблю сайт Rotten Tomatoes. И не потому, что я смотрю на процент, а потому, что я кликаю на рецензию и читаю её. То, что есть агрегатор, который их собирает, это же прекрасно само по себе! Это идёт и в минус, опримитивливая эту критическую оценку, сводя её до простого «да» или «нет», и в плюс, помогая углубить интерес к фильму. Это начали Сискел и Эберт (популярнейшие в США критики).
Разве было плохо, когда оценка фильма сводилась к пальцу вверх или вниз?
Это не значит, что люди настолько примитивно это оценивают. Просто они всё суммируют для тех, у кого нет времени, сил и желания погружаться в это. Если раньше критика была для тех, кто готов не только смотреть кино, но и читать об этом, размышлять, то теперь и те, кто не готов читать кинокритику, могут к этому прикоснуться и увидеть какую-то рекомендацию. Я это хорошо знаю по себе, потому что я делаю это в передаче Урганта. Когда я начал туда приходить, мне казалось, что это какая-то низкая деятельность для мыслящего и пишущего человека - приходить и за три минуты рассказать, хорошее кино или плохое. Причём только о попсовых фильмах. Но сейчас я очень доволен тем, что этим занимаюсь. Колоссальное количество молодых людей, школьников, студентов, неспециалистов в восторге, говорят, что я определяю их вкусы. Это значит, что достаточно двух шутливых фраз для того, чтобы люди из двух фильмов выбрали тот, который лучше, а не тот, который хуже. Это же тоже важно!
- Можно сказать, как Эберт нашего времени и страны.
- Это не потому, что я к этому стремился, отнюдь. Это предложение Вани Урганта и его команды, которое парадоксальным образом меня к этому привело. Первое, что я им сказал, когда они меня позвали, что я телевизор ненавижу и работать там не хочу. Я там и не работаю, просто прихожу туда периодически, но теперь с удовольствием.
- Как Вы очищаете своё восприятие? Понятно, что работа заключается в просмотре огромного количества фильмов, так как сделать так, чтобы глаз не замылился? Устраиваете себе, условно говоря, неделю без кино?
- На этот вопрос нет никакого единого ответа. И быть не может. У каждого свой порог терпимости, который в какой-то момент заканчивается. Мой достаточно высок. Это связано с тем, что я не являюсь синефилом (любитель кино. - Прим. авт.). Дело в том, что синефилия и работа кинокритика - это две противоположные вещи. Синефил влюблён в кино и хочет его для себя. Кинокритик рассказывает про кино всем. Это в идеале. Синефил знает, какое кино хорошее, а какое ни в коем случае нельзя смотреть, ибо оно плохое. Сколько синефилов, столько и шкал этого «плохого» и «хорошего». Кинокритик стремится к объективности, хотя до неё невозможно добраться. Это идеальный вектор, но этот вектор у кинокритика есть. То есть кинокритик старается, чтобы не только его настроение, или его образование, или его любовь к Толстому, или ненависть к Достоевскому, или что-то ещё помогали ему оценивать фильм. Идеальный кинокритик - это тот, кто разбирается в развитии кино, кто способен оценить фильм не только исходя из «нравится» или «не нравится», но и исходя из предполагаемого взаимоотношения фильма и публики. Кинокритик исходит из интересов публики, а синефил всегда эгоистичен, хочет фильм и кинематограф только для себя. Быть кинокритиком - это критично относиться к кино.
Возвращаясь к вопросу: мой личный детокс бесконечен.
Это и поездки с семьёй по миру, и чтение книг, никак не связанных с кино, походы на выставки, на классические концерты. Знаете, как люди едят? Ломтик имбиря между суши разного вида, чтобы вкус не казался одинаковым. Этот «имбирь» у нормального критика всегда под рукой, и это всегда не кинематограф.
- То есть можно этот фестиваль для вас назвать в каком-то смысле таким «имбирём»?
- Безусловно, потому что я вообще человек литературный с филологическим образованием, для меня любое погружение в литературный мир крайне важно. Кинематограф как искусство я уважаю меньше любых других видов искусств, за исключением, может быть, цирка, интернета или там видеоигр (если вообще считать это видами искусства). Я считаю, что кино однозначно уступает живописи, архитектуре, театру, литературе, музыке, поэтому, когда есть возможность к очищенным формам этих искусств прикоснуться и в большей степени заняться ими, чем кино, и подвергнуть кино критике именно с этих абсолютных позиций гениальной литературы или гениальной музыки, то это всегда очень помогает. Я всегда говорю всем, кто меня спрашивает о профессии критика и как ею заняться, что для киношного критика, на мой взгляд, чем десять раз пересмотреть все фильмы Феллини, гораздо полезнее съездить в Вену и посмотреть зал Брейгеля в венском Музее истории искусства или слетать в Рим посмотреть на Караваджо. Или просто даже в Музей изобразительных искусств имени Пушкина или в Третьяковку сходить, вглядеться в Левитана. И томик Пушкина, и Мандельштама. Кино - самое молодое искусство, кино всё ещё не эмансипировалось. Мы, критики, можем помочь эмансипировать его одним единственным способом: показывать, где эти заимствования есть, показывать, где эти связи, и обнажать их. Потому что иногда эти заимствования идут на уровне бессознательного.
- Да, понятно же, что недаром тот же Рой Андерссон часто говорит о влиянии живописи на его творчество.
- Конечно, на каждого влияет своё. Я сегодня был в Ясной Поляне и совершенно не был удивлён рассказом про то, как Толстой рыдал на исполнении какой-то симфонии Чайковского. Я понимаю, что для человека, который так работал со словом, как он, литература была грязнее, чем музыка. Музыка была более очищенной формой выражения эмоций, но он не был профессиональным музыкантом. Все мы несовершенны. Возможно, для музыканта недостижимой вершиной является поэт или писатель, который умеет выражать в словах то, что музыкант умеет выражать только в нотах, и так далее. То есть здесь никогда не будет каких-то совершенных форм. Кино - это вообще самая синтетическая форма искусства, вторая после театра, и поэтому в нём меньше чистых форм, чистых цветов и чистых идей.
- Но ведь зачастую к этому стремятся кинематографисты - нащупать что-то особенное, чистую форму кино?
- Все гениальные кинематографисты к этому и стремятся. Но, стремясь, они опять же понимают, что это вектор, а не осуществимая сверхзадача.
- Последний вопрос хочу задать о конкретном фильме, который пока мало кто мог видеть. Надеюсь, что только пока так. Вы говорили, что на прошедшем ММКФ «Милый Ханс, дорогой Пётр» был самым ярким и сильным фильмом.
- Из того, что видел я.
- Мне кажется, что режиссёр как раз стремился к такой чистой форме.
- Да, безусловно. Фильм Миндадзе (Александр Миндадзе. - Прим. авт.) замечательный, это очень радикальное кино. Радикализм - это всегда то, что обновляет язык кинематографа. Собственно говоря, режиссёр Оливейра один из моих любимцев, потому что является радикальным режиссёром, начиная с тридцатых годов двадцатого века и до сих пор, его последний фильм вышел в этом году, как известно. Сохранять тягу к радикализму, не проваливаясь в классичность и повторение, самоповторы на протяжении такого количества времени, - это, конечно, знак колоссального таланта.
- Удастся этому фильму стать чем-то вроде «Левиафана» этого года?
- Нет. Однозначно нет. Это слишком радикальное кино. А «Левиафан» прекрасен тем, что он совершенно универсален и обращается к любому зрителю. Если бы не было так, то не было бы такого ответа, потому что смешно считать, что ответ связан только с Оскаром, Каннами, Мединским, со скандалами или темой. Этого, конечно, никогда недостаточно, чтобы фильм посмотрели миллионы. А этот фильм посмотрели миллионы, и это потрясающе.
- Шансов у «Милого Ханса…» найти такую аудиторию, наверное, мало.
- Нет, но это совершенно неважно, потому что во все времена были композиторы, художники, писатели, которые... Понимаете, Гёте знают все, а Гельдерлина знают только наиболее интеллигентные немцы. Но их влияние на современную философию и поэзию сопоставимо.
