Богородицк выбрали вовсе не потому, что именно с местного дворца Толстой писал Воздвиженское — имение Вронского. Киношники объехали немало усадеб, но или они находились в разрухе, или выглядели чересчур гламурными после ремонта, сияя пластиковыми окнами, никак не соответствуя эпохе. Отказались и от Ясной Поляны — слишком скромно жил Лев Николаевич, совсем не высший свет, к которому принадлежали персонажи его романа.
Так выбор пал на Дворец Бобринского. Внутри здания, правда, съемок не будет — они проходили в павильонах «Мосфильма». В Богородицке снимаются натурные сцены. Специально для этого внутренний двор слегка декорировали — высадили кусты роз, установили лавочки, соорудили деревянный корт, на котором Вронский и Анна играют в лаун-теннис.
Все декорации после окончания съемок киношники обещают оставить в дар городу.
Исполнительный продюсер проекта Галина Шадур:
Галина Шадур
Встретили нас здесь прекрасно. В городе три гостиницы, и все они заняты нашей группой. Местные жители очень помогают. Некоторые задействованы в съемках на роли второго плана. Для этого мы предварительно давали объявление, что ищем желающих. Знаете, у нас уже был один такой удивительный кастинг, с которым мы успели прославиться. В Москве для сцены бала давали объявления, что ищем людей аристократической внешности. И к нам на съемки записалось пять тысяч аристократов. Здесь, конечно, все поскромнее.
В Богородицке будут сняты несколько сцен — приезд Долли в имение к Вронскому, разговор Анны и Долли, пикник и проезды на лошадях. Лошади специально для съемок тоже привезены из Москвы.
В новой экранизации есть и еще один тульский след. Картина начинается с того, что уже через тридцать лет постаревший Вронский встречается с сыном Анны — Сережей, и они вместе начинают вспоминать ту историю. А происходит это на русско-японской войне 1904−1905 годов. Войну, кстати, как и Италию, снимали в Феодосии, в Крыму, где, как пошутили представители киногруппы, можно снять что угодно. А основой для новых событий послужили «Записки врача» замечательного тульского писателя Викентия Вересаева. По словам Карена Шахназарова, это едва ли не единственное документальное литературное произведение очевидца, относящееся к тем событиям. Во всем остальном постановщики максимально придерживаются текста Толстого. Единственное, история будет сосредоточена вокруг Каренина, Анны и Вронского, из-за чего пришлось пожертвовать другими сюжетными поворотами. Скажем, почти не будет линии Кити и Левина.
Карен Шахназаров
В части взаимоотношений Анны, Каренина и Вронского это, наверное, самая подробная экранизация. Меня всегда это больше всего интересовало в романе. Взаимоотношения мужчины и женщины — вообще первичны, это основа нашей жизни. И о любви никто лучше Толстого не написал, и уже не напишет. Ведь в искусстве, в отличие от технологий, нет прогресса. Что касается подбора актеров, то я исходил из того, чтобы герои были близки по возрасту к героям Толстого, это очень важно. Ведь, скажем, мы привыкли к тому, что Каренин почти старик. Но ему всего за сорок. Это достаточно молодой мужчина, полный сил, энергии. Он таким и написан у Толстого.
По словам одного из художников фильма, Владимира Никифорова, очень большое внимание уделяется историческому соответствию. Шахназаров хочет максимальной подлинности. Костюмы абсолютно соответствуют той эпохе. Для сцен русско-японской войны образцы настоящих военных мундиров специально покупались в Японии, и с них уже кроились копии.
Но, конечно, многое нам сейчас просто непонятно. Скажем, Владимир Никифоров обращает внимание на такую деталь: Анна приходит на бал в черном бархатном платье. Это означает, что она замужем, и не танцует. Еще и потому, что бархатное платье — тяжелое, в нем неудобно танцевать. А вот цветы незабудки говорят о том, что она пришла сделать нечто такое, что потом не хочется забывать. Конечно, сейчас роман Толстого с точки зрения этих, понятного лишь его современникам языка символов, никто не читает.
Съемки фильма по плану закончатся в июне. И уже в этом году на экраны должен выйти полнометражный фильм, а потом восьмисерийная версия для телевидения. По словам Шахназарова, обе картины хоть и сняты на одном материале, будут сильно отличаться друг от друга.
И, кстати, все, что снимается в Богородицке, в экранный вариант, скорее всего, не войдет — только в сериал.
Мы поговорили с исполнителями главных ролей в фильме Максимом Матвеевым (Алексей Вронский) и Елизаветой Боярской (Анна Каренина).
Максим Матвеев
- Максим, какие эмоции сейчас испытываете, находясь в настоящих исторических декорациях?
- Очень благостные. Вокруг все живое, с душой. И это дает колоссальную энергию, которая, надеюсь, отразится и на экране.
- Насколько вам было сложно входить в ту эпоху? Что, скажем, вам, как человеку двадцать первого века, сложно принять или понять из того времени?
- Тогда было очень много условностей в плане этикета, взаимоотношений между людьми. Допустим, три мазурки, станцованные на балу, обязаны за собой повлечь предложение и брак. Неважно — станцованы эти мазурки сразу или на протяжении полугода. Если людей видели вместе три раза — все. Нам это сложно понять. Просто недавно мы снимали сцену бала, и я по горячим следам иду. С нами работал педагог по этикету, историк, и рассказывал очень много интересных нюансов. Например, шаг Вронского к Анне, замужней женщине, мог расцениваться как крах карьеры. Офицеров могли разжаловать в солдаты и просто за кивок головы.
- А что чувствует человек, который берется за образ персонажа, который появлялся на экране уже минимум тридцать раз?
- Хотелось на эту историю посмотреть более чистым взглядом, без налета других экранизаций. Поэтому я сознательно ничего не пересматривал. Прежде всего испытываешь, конечно, интерес, желание найти для своей роли, для своего Вронского то, что не нашел кто-то другой.
- Образ Вронского современен, на ваш взгляд?
- Очень. Поэтому за него и хватаются режиссеры. В нем есть что-то, что мы хотим понять о себе самом. Ведь из романа мы видим человека, воспитанного очень тепличным образом. У него нет полноценной семьи, одна мать, которая не лучшим образом славится в обществе. До восьми лет его воспитывали няньки, потом сдали в Пажеский корпус, в некое сообщество людей, которых готовили для карьеры. В этом его трагедия, он вообще не имеет представления, как строить семью. Самый весомый аргумент, чтобы успокоить Анну, он говорит: «Анна, успокойся». И все. Будь на его месте кто-то постарше, поопытнее, все бы, может, закончилось по другому. Но Толстой описывает именно этих людей, в этом и есть срез той жизни, который повторяет наше время.
- Каким станет Вронский через тридцать лет? Он ведь появляется в фильме.
- Мне кажется, он очень сильно замкнулся. Ведь это человек, который несет ответственность за смерть любимой женщины. Он один. У него были какие-то отношения с женщинами, но в итоге все сошло на нет. Вспомните, своим поступком Анна хотела отомстить, наказать его и Каренина. Вот она и наказала.
Елизавета Боярская
- Елизавета, какая она, ваша героиня?
- Для меня было важно, что это молодая женщина. В начале истории ей всего двадцать шесть лет, а когда она погибает — двадцать восемь. По нашим нынешним меркам это молодая неопытная девушка. Мне, как актрисе, было важно почувствовать, какие переживания происходят с ней, впервые по настоящему полюбившей? Как этот внезапный роман повлиял на ее восприятие жизни?
- Насколько эта история современна и сейчас?
- Она не имеет никаких временных границ. В ней говорится о самых простых, понятных каждому страстях, чувствах. Изменились, обстоятельства, нравы. Но все, что происходило с ней, понятно любой женщине. Каждая себя в душе ощущает немного Анной Карениной.
- Насколько вам комфортно в костюмах той эпохи?
- Прекрасно, я уже привыкла. Как-то так сложилась, что в моей жизни вообще было больше костюмированных фильмов. Так что участвовать в историческом фильме не впервой.
- Но чему-то приходилось учиться? Скажем, верховой езде.
- За что люблю свою профессию, как раз за то, что для съемок часто приходится учиться чему-то новому. В данном случае мы ходили на теннисные тренировки и на верховую езду.
- Хотя последние навыки вам, наверное, должны были передаться по наследству.
- Езда верхом, безусловно, передалось. А вот в дамском седле — нет, этому пришлось учиться.
