Катастрофа
Он сидел на пустом чердаке и, обхватив голову руками, смотрел через мутное стекло на звезды. В его голове была абсолютная каша. Мешанина из мыслей. Проблема была столь серьезной, что просто хотелось выть от безвыходности. В этот злополучный день все было против него. Даже любимый кот Филин - и тот отвернулся. Боже, что за черная полоса... Неужели я столь грешен, что ты послал мне это наказание?
Его глаза увлажнились, а руки сдавили виски, словно он хотел раздавить переполнившуюся от мыслей голову. Давно ему не было так плохо. В последний раз он чувствовал себя так, когда его бросила жена. Но тогда все можно было исправить, он сам не пожелал, а сейчас... сейчас это конец. Апокалипсис. Судный день. Какими только эпитетами он не называл эту минуту.
За сорок лет жизни - впервые такая безвыходная ситуация. И, как назло, помочь ему никто не сможет.
В сотый раз, проклиная себя, он попытался встать и уйти, но снова садился на перевернутое ведро и охватывал голову руками. Голова начала гудеть, будто трансформатор, и он замотал ею, пытаясь прекратить этот гул. Напрасно.
Где-то заскреблась мышь, звук ее коготков разносился в тишине по всему чердаку. Он сплюнул досадно и швырнул на звук обломок кирпича. Мышь притихла. Смяв пачку, он прикурил последнюю сигарету. Синий дымок плыл к открытому слуховому окну и исчезал в ночи, подхваченный теплым потоком воздуха. Вдыхая никотин, он позволил себе расслабиться, немного заглушив гул в черепной коробке.
Более часа добирался он до этого чердака, по загруженной пробками дороге. Столько всего вытерпел на деревянной скамейке УАЗика, принадлежавшего ДальЭлектроСети. Поднялся пешком на пятый этаж, а с лестничной площадки по шаткой лесенке уже на чердак. Прошел почти сто метров до распределительного щитка, открыл его специальным трехгранным ключем. Надо было спаять пучок из десятка разноцветных проводов. Всего лишь десяток проводков. Цветных. Это была катастрофа для дальтоника.
В Ночи
Они прошли по темной аллее и свернули к одиноко стоящей скамейке, которая была скрыта мощными кронами акации. Тогда она впервые почувствовала неладное, но отступать было поздно. Сжав кулачки, она проследовала за ним, едва не ткнувшись в его широкую спину, когда он резко остановился.
-Это здесь, пришли.
-Ты уверен?
-Абсолютно. Не первый раз.
Он хищно улыбнулся, но тьма скрыла эту оплошность. Она ничего не заметила.
-Держи, - он протянул ей лопату.
-Боже, а если...
-Не бойся, никто не увидит, начинаем.
Он вытащил из мешка кирку и первым же ударом свернул пласт дерна, пахнущий прелыми листьями и дождевыми червями. Ее сердце бешено билось, словно пыталось вырваться на свободу, проломив грудную клетку. Трясущимися руками она поддела лопатой землю и начала откидывать ее в сторону.
Через полчаса они достигли цели. Его кирка за что-то зацепилась. Озираясь по сторонам, он прыгнул в яму и стал шарить на дне, беззлобно матерясь.
-Все, вот он!
-Наконец то мы начнем новую жизнь, дорогой!
-Точно, а теперь спускайся и помоги.
Два часа спустя они, пьяно улыбаясь и икая, занимались любовью на жестком диване, прожженном во многих местах. На столе стояла целая бутылка водки и банка консервированных огурцов.
Во всем квартале царила непроглядная тьма, и лишь где-то в парке мелькали фонари аварийной бригады.
-Я люблю тебя.
-Не говори глупостей, это алкоголь.
-Нет, ты всегда мне нравилась. Еще с филфака...
-Врешь, ты тогда за Танькой бегал.
-Нет, я просто хотел тебя позлить.
Он закрыл ее рот поцелуем и перевернул на спину, наваливаясь сверху.
Их скромную обитель освещала оплывшая свеча, свет которой тускло отражался на куче монет, вырученных с продажи высоковольтного кабеля.
