Доброго времени суток, сайт!
Грустно и уныло здесь стало….. чутка исправим!
Прочитала этот рассказ-шедевр (на большого любителя), в одно мгновение захотелось им поделиться, т.к. эта история прям как из моего забавного детства, ну или почти так…. Оооо, ужОс!
У нас у многих был металлофон, разве это не так???
Все же мы любим музыку и лагеря, мы все оч шедевральны! Наши комментарии на этом портале свидетельствуют об этом.
Сейчас время наших выпускных и так сложилось, что мы толи стареем, толи наоборот ещё ого-го-го, но всё чаще и чаще вспоминаем моменты из далёкого прошлого. Наши рабочие воспоминания не стану здесь разглашать, т.к коллеги теперь меня почитывают (Вот ДА!) и иногда даже ругают, но больше всё-таки ржут:)
А идите-ка вы в сад…. в наш любимый ! До скорой встречи, уважаемые Фрекен Боки!
Дорогие сосайтники!
Давайте хоть немного вспомним наше детство, летние лагеря, прикольные истории школьных и студенческих лет, свои выпускные, экзамены, да хоть что-нибудь позитивное.
Этого так не хватает в последнее время.
Итак, на ваш суд рассказ Лидии Раевской.
Я всегда была чувственной и одарённой натурой. Я этого не ощущала, но моя родня утверждала, что я ****** (УЖАС) как талантлива, только они точно не знают в чём именно. На всякий случай, меня отдавали во всевозможные кружки и школы, чтобы выяснить, где же зарыт мой талант. А в том, что он где-то зарыт никто не сомневался. К моим двенадцати годам выяснилось, что талант у меня только один - ******** (ВРАТЬ) не по делу, и много врать. Причём, обучилась я этому сама и совершенно бесплатно. За это меня сурово наказали, сделали внушение, и в наказание отправили на одну смену в пионерлагерь «Мир», где я, вдобавок ко всему, научилась курить не в затяг, петь блатные песни, и воровать.
После того, как с моей ж@пы сошли последние синяки и следы папиного ремня, меня забрали из всех кружков и школ, решив, что я - бесталанный позор семьи. И тут во мне внезапно проснулся талант. Однажды утром я вдруг поняла, что я — богиня музыки. Музыка звучала у меня в голове, я её никогда раньше не слышала, и попыталась запомнить. Годы учёбы в музыкальной школе прошли для меня даром, к тому же мой папа выбил из меня последние мозги своим ремнём, и, если вы помните по какому месту бил меня папа — вы знаете, где у меня находятся мозги. Так вот, папа их выбил окончательно. Вместе с жидкими воспоминаниями о том, как выглядят нотный стан, ноты, и моя учительница пения Белла Дераниковна Эбред. Странно, но вот имя учительницы пения папа выбить так и не смог. Ноты я записать уже не могла, а вот мелодию, звучавшую в голове, запомнила, и напевала её про себя до тех пор, пока она внезапно не оборвалась. А оборвалась она потому, что вошедшая в комнату мама стукнула меня по голове выбивалкой для ковров, напомнила мне, что воровское лагерное прошлое меня не отпускает, и с этими словами вытащила из-под моей кровати папину электробритву, которую я спёрла у папы. Воровкой я себя не считала, потому что у папы моего всю жизнь была борода, и брить он её не собирался. И вообще эту бритву он сам спёр, когда работал кладовщиком на складе. Видимо, мама собралась её кому-то подарить, и обнаружила пропажу. А поскольку вор у нас в семье был только один — и это была я, пропажа была быстро обнаружена, а я была сурово наказана. Но речь сейчас не об этом. Стукнув меня по голове, и тем самым оборвав звуки прекрасной мелодии, мама удалилась из моей комнаты, забрав бритву, а я, выждав пить минут, полезла в ящик с игрушками младшей сестры, и вытащила оттуда металлофон. Была во времена моего детства такая игрушка: доска с прибитыми к ней железными пластинами. К доске прилагались молоточки. **&** (СТУЧА) этими молоточками по пластинам, можно было сыграть «Тили-тили, трали-вали» или «Чижик-Пыжик». Я, как три года проучившись в музыкальной школе, могла ещё дополнительно выбить из этой жемчужины советской игрушечной промышленности «Во саду ли, в огороде» и «Ламбаду». Папа иногда говорил, что за триста рублей в год он сам может сыграть оперу «Кармен» на губе и на пустых бутылках. Причём так, что сам Жорж Бизе не отличит от оригинала. А уж «Ламбаду» он вообще пропердит на слух, даже не напрягаясь. После чего всегда добавлял, что в музыкальных школах детей учат какой-то **&** (ненужности).
В общем, я извлекла металлофон, и наиграла на нём услышанную мелодию. Получилось звонко и прекрасно. Но музыка — это ещё не всё. Требовались слова для песни. Слова я тоже придумала очень быстро. Зря, всё-таки, родня считала меня бесталанной. Песня выдумалась сама собой:
«Меня не любит дед, не любит мать
За то что дочь их стала воровать.
Они все говорят, что я — позор семьи
Мне больно это знать, как не поймут они»…
(тут шёл такой мощный **&*** (стук) по металлофону, и сразу за ним — припев)
« ЧТО ВОРОВАТЬ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ГОЛО-О-О-ОД»!!!
Потом шёл второй куплет сразу:
«Моя мамаша постоянно меня бьёт,
А папа с мужиками пиво пьёт,
В такой семье мне остаётся лишь одно:
Я буду красть конфеты всё равно!
(БУМС! ДЫДЫЩ!)
"ВЕДЬ ВОРОВАТЬ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ГОЛО-О-О-ОД"!!!
В общем, песня была придумана, я её спела три раза и прослезилась, и теперь мне требовались благодарные слушатели. Маме её петь было нельзя, остатками выбитого мозга я понимала, что мама может меня сдать врачам на опыты, поэтому я, сунув металлофон подмышку, выбралась на лестницу, и позвонила в соседнюю квартиру. Открыла мне подруга Ленка.
- Ленка, ты любишь музыку?
- Сразу спросила я у подруги, и показала ей металлофон.
- «Модерн Токинг» люблю. Ответила Ленка, и с опаской покосилась на мой инструмент.
- Я сочинила песню, Ленка.
Пренебрежительно сказала я, и, плюнув на большой палец, лихо протёрла крышку металлофона.
- О тяжёлой воровской доле. Ты будешь её слушать? Ленка уже давно была наслышана, что я — отъявленная воровка с дурной наследственностью, отягощённой пьющим отцом и курящей матерью, и поэтому побоялась мне отказать, и впустила меня в квартиру. Кроме самой Ленки там обнаружились ещё две какие-то незнакомые девочки, которые при виде меня почему-то съёжились, и прижались плотнее друг к другу.
- Вы любите музыку и песни о тяжёлой воровской судьбе? Я в лоб задала девочкам вопрос, и они съёжились ещё больше.
- Я, как вор со стажем, знаю в этом толк. У нас в лагере такое каждый вечер пели.
- В каком лагере? Прошептала одна из девочек и с опаской посмотрела на мой металлофон.
- Да так, в одном лагере… Туманно ответила я.
- Под Дмитровом где-то. Нас туда ночью везли.
Короче, вы меня слушать будете?! Девочки, во главе с Ленкой, закивали головами, а Ленка даже пару раз хлопнула в ладоши. Я расчехлила свой инструмент, поплевала на руки, покрепче взяла молоточки, и запела свою песню. Когда я кончила петь, и утих последний отголосок, Ленка икнула, и спросила:
- Ты сама это сочинила?
- Да. Гордо ответила я.
- Воры всегда сами придумывают свои песни.
Поэтому они всегда у них печальные. Вот послушайте.
И я спела им «Голуби летят над нашей зоной», подыграв себе на металлофоне.
Девочки впечатлились ещё больше. Было очень заметно, что таких песен они никогда не слышали. Таких жизненных и печальных.
- Послушай, Лида… Сказала вдруг Ленка, и несмело потрогала мой инструмент.
- А можно мы тоже будем играть твою песню? У меня тоже есть металлофон.
- Ну, что ж… Я нахмурила лоб.
- Можно, конечно. Только металлофона больше не надо.
Что у тебя ещё есть? Ещё у Ленки оказался барабан, бубен и игрушечная шарманка. Такая, знаете, круглая штука с ручкой. Когда её крутишь, получается ужасно заунывная музыка. У моей младшей сестры была такая, и та всего за полчаса вынесла мне весь мозг этой шедевральной мелодией, после чего я снова начала грызть ногти, хотя отучилась от этого два года назад. С помощью психиатра.
Раздав всем троим инструменты, и предупредив о пагубном влиянии шарманки, я снова начала:
«Меня не любит дед, не любит ма-а-ать»…
Здесь одна из девочек начинала яростно крутить шарманку, а Ленка один раз ударяла в бубен.
- «За то, что дочь их стала ворова-а-ать…»
Тут вступала вторая девочка, с барабаном. Она громко била в барабан, обозначив этим трагический момент моего морального падения, как она сама объяснила, и при это тоненько подпевала:
«Воровка Лида, воровка Лида…»
Они все говорят, что я — позор семьи-и-и…
Снова жуткий звук шарманки, и погребальный удар в бубен.
«Мне больно это знать, как не поймут они»!!!
Тут я прям-таки заорала, и взмахнула рукой, чтобы обозначить бумс и дыдыщ. По моему знаку одна из девочек стала крутить ручку шарманки с утроенной скоростью, Ленка затрясла бубном и завыла, а девочка с барабаном затряслась, и закричала:
- «ВЕДЬ Я ВОРУЮ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ЖРАЛА НЕДЕЛЮ-Ю-Ю-Ю-Ю»!!!
- Дура ты! В сердцах выругалась я, и ударила девочку по голове молоточком от металлофона.
- Ты в бумажку со словами смотришь вообще?! Вот **&**, такую песню испортила! Слово «**&**» я выучила в лагере, и уже получила за него **&** от папы. Значит, хорошее было слово. Нужное. Правильное. Девочка, получив молоточком, затряслась, схватила бумажку, близоруко тыкнулась в неё носом, и заорала ещё громче:
- «ВЕДЬ ВОРОВАТЬ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ГОЛО-О-ОД»!!!
Ленка неуверенно стукнула один раз в бубен, и посмотрела на меня.
- Всё. Отперделись вы, девки. Я прищурила глаз, и окинула тяжёлым взглядом свою рок-группу.
- И что теперь с нами будет?
- Тихо спросила девочка с барабаном.
- Ничего хорошего. Успокоила я её.
- Музыкантами вам никогда не стать. Тут талант нужен особый.
Кто не познал голода и лагерной жизни — тот никогда не станет талантливым музыкантом. Всё. Я ухожу. С этими словами я забрала свой металлофон, воткнула за каждое ухо по молоточку, и с пафосом хлопнула дверью. Дома я ещё несколько раз тихо спела свою песню, избегая бумса и дыдыща, чтоб мама не спалила.
А через два часа к нам пришла Ленкина мать. Потрясая бумажкой, на которой был написан текст моей песни, Ленкина мама громко кричала, что по мне плачет тюрьма и каторга, что она запрещает Ленке дружить со мной, и что одну из девочек, которых я в грубой форме принуждала сегодня к извращениям, увезли сегодня в больницу с нервным срывом. Выпалив это на одном дыхании, Ленкина мама потребовала выдать меня властям. То есть, ей. И ещё потребовала, чтобы меня немедленно и при ней жестоко избили, изуродовали, и сунули мне в ж@пу мой металлофон, которым я покалечила психику её дочери. Я подумала, что настал час моей смерти. За дверью послышались тяжёлые шаги. Я зажмурилась и инстинктивно сжала сфинктер ануса. Дверь распахнулась, и послышался голос папы:
- «Ну что, республика ШКИД, воровать заставил тебя голод»?
- «Я больше не буду»… Заревела я, рассчитывая облегчить свою смерть хотя бы исключив пункт засовывания металлофона в свою ж@пу.
- Я больше никогда-а-а-а-а»…
- «Не ной»! Хлопнул меня по плечу папа.
- «Воровать не надо, если не умеешь как следует, а за песню спасибо. Я очень ржал».
- Тётя Света хочет меня убить…
- Я заплакала ещё горше.
- Я сама слышала…
- Тётя Света щас пойдёт на… Домой в общем. Ответил папа.
И мама пойдёт туда же, прям за тётей Светой, если полезет тебя наказывать. А что касается тебя — то не ожидал, что у тебя всё-таки есть талант. Триста рублей потрачены не зря. Ну-ка, спой мне эту песню. Я несмело достала металлофон, и тихо, запинаясь, спела папе песню о тяжёлой воровской доле. Папа долго смеялся, а потом принёс гитару и запел:
- «Плыл корабль, своим названьем «Гордый» океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми качая мордами, лошади стояли день и ночь…»
В комнату вошла мама, и открыла рот, чтобы что-то сказать, но ничего не сказала. За спиной у неё замерла тётя Света, и они обе стояли, и молча слушали, как мы с папой поём:
« И не было конца той речке, края… На исходе лошадиных сил лошади заржали, проклиная Тех, кто в океане их топил»……
Так закончилась моя музыкальная карьера. Я никогда в жизни не написала больше ни одной песни, и в моей голове больше никогда не звучала незнакомая музыка. Видимо, мама сильно стукнула меня выбивалкой. Зато песню про лошадей мы с папой поём до сих пор. Редко поём. Потому что редко видимся. А если видимся — то поём обязательно.
Соседка Ленка после того случая почему-то без экзаменов поступила в музыкальную школу, и сейчас работает в детском саду. Учит детишек пению. А самое главное — мой папа мной гордится. Потому что, как оказалось, один маленький талант у меня всё-таки есть.
Лидия Раевская
ПыСы: Как же здорово что у меня есть и сейчас парочка таких музыкальных подружек со времен детского сада и мы можем быть такими же придурошными и весёлыми. И наш сохранившийся металлофон один на троих – это вечный шедевр и бубны с барабанами! Наш последний аккорд ещё не скоро это точно:))) Люблю вас всех!
Ваша Л.Г.
