Светлана У.
Хорошо, что взрослея, совсем по-другому начинаешь смотреть на некоторые вещи. Говорят, что время лечит. Ну не знаю. Не лечит, а скорее притупляет, стирает, заставляет забыть многое, пусть даже это касается самых близких людей.
Мои родители познакомились в далекой студенческой юности, и в их планы совсем не входила настоящая семейная жизнь. Они оба учились на первом курсе института, но на разных потоках, и случайно встретились в одном из корпусов. Ну и, как говорится, по классике: любовь с первого взгляда, долгие прогулки под луной, романтика… и внезапная беременность. Скажем так, меня не ждали.
Конечно, папа успешно окончил институт, позже смог найти хорошую работу. А вот маме этого сделать не удалось, о чем она очень жалела. Мама надеялась, что после академического отпуска сможет вернуться к учебе, но я росла слабым ребенком, оставить меня было не с кем – все бабушки и дедушки жили в других городах и были не в восторге от этого союза. Да и внуки им были не нужны: они хотели жить для себя. Поэтому моя совсем юная мама после скромной студенческой свадьбы взвалила на себя все прелести семейной жизни, которые, впрочем, довольно стойко переносила.
Папа как мог старался, чтобы прокормить семейство, и, будучи еще студентом, подрабатывал по вечерам. Его родители изредка присылали деньги, считая, что молодожены сами должны выкручиваться.
Родители мамы и вовсе жили от получки до получки, поэтому помочь им было просто нечем. Единственный серьезный вклад в жизнь молодых все они сделали, когда вскладчину купили им крохотную квартирку на окраине города.
Иногда по ночам я слышала, как мама плакала и жаловалась папе:
– У меня уже нет сил, Юр… Ей все время что-то нужно: одежда, игрушки, книжки, а где это взять? И еще эти бесконечные врачи, больницы, лекарства… Я устала…
– Потерпи немного, Кать, – отвечал папа. – Я придумаю, где достать деньги.
– Что значит «потерпи»? – в голосе мамы звучала обида. – Это сколько же я должна терпеть?
Слово за слово – и их разговор становился все более оживленным, перерастая в обмен претензиями на повышенных тонах. В такие моменты мне было страшно от такого шума, спать уже совсем не хотелось, и я зарывалась головой в подушку, лишь бы не слышать, как они ругаются.
– Я из-за вас вынуждена сидеть здесь в четырех стенах! – восклицала мама. – Ты-то ушел и пришел на все готовенькое! А я – как белка в колесе с утра до вечера! Учебу ты не бросил, диплом получил – все, готовый специалист!
– Ты можешь восстановиться в институте, Катя! – возражал папа. – Какое-то время у тебя на это точно есть.
– Ага, конечно, – голос мамы дрожал от обиды. – Ты не знаешь, каково это – сидеть с маленьким ребенком. И зачем я только тебя встретила... Жила себе спокойно, училась. Дышалось мне свободнее, понимаешь?! А вы мне оба загубили и жизнь, и учебу, и карьеру…
После таких скандалов родители неделями могли не разговаривать и по очереди срывались на мне, если я что-то делала не так, как было нужно им. Пока я была малышкой, они еще старались сдерживаться, но по мере моего взросления их отношение ко мне становилось все хуже и хуже.
– Да что это такое! – взрывалась мама, увидев, что я случайно разлила чай. – Откуда у тебя руки растут? Что ты за ребенок! Ничего нормально не можешь сделать, даже чаю попить!
– Мамочка, прости, я не хотела… – мои глаза наполнялись слезами.
– Света, что ты опять натворила?! – в воздухе звенел грозный рык папы.
– Я сейчас… Я все сама уберу… – мне приходилось вымаливать прощение, ползая по полу с тряпкой в руках. Безусловно, натворил дел – сам и убирай, но вот подход моих родителей и та интонация, с которой ко мне обращались, доводили меня до дикого ужаса. И так было почти каждый день.
– Четверка по русскому?! Ты в своем уме? Это же наш родной язык, и ты должна знать его на отлично! Только попробуй еще раз принести четверку! – мама не признавала оценок ниже пятерки, поскольку для нее учеба в принципе никогда не была проблемой. Отец же вообще не вникал в мои школьные дела и редко помогал с уроками.
Я чувствовала, что стала для них помехой, особенно для мамы, считавшей единственно правильным воспитанием бесконечную критику.
Папа же либо самозабвенно держался в стороне, либо выскакивал, словно из-под земли, демонстрируя готовность наказать меня здесь и сейчас. У него уже не было проблем с работой, мы жили в достатке. Мама же привыкла находиться дома и совершенно не стремилась выходить из этой зоны комфорта – статус вечно недовольной и злой домохозяйки ее вполне устраивал. Мои родители жили в параллельных вселенных, и я с нетерпением ждала того момента, когда наконец вырасту и съеду от них.
Дни тянулись медленно и уныло; мне казалось, что так будет вечно. Но однажды, когда мне было семь лет, я заметила в поведении родителей что-то явно странное: они перестали скандалить, чаще перешептывались и словно забыли о том, что меня надо поругать за какую-нибудь провинность. Правда, на тот момент я уже была настолько «выдрессированным» ребенком, что боялась даже дышать в их присутствии, поэтому и наказывать меня было не за что. Но я все равно по привычке ждала нотаций и нравоучений о своих ошибках и промахах, высказанных в самой грубой форме.
Мама, казалось, даже не замечала меня. Она ходила, глубоко задумавшись, и могла подолгу смотреть в окно. Потом ее увезли в больницу, и мы с папой остались вдвоем.
– Пап, а что случилось? Где мама? – спросила я.
– Она под присмотром врачей, – тихо отозвался он.
– А что у нее за болезнь?
– Это не болезнь, Света, – папа задумался, подбирая слова. – Скоро у тебя появится брат или сестра…
– Правда?! – от внезапно накрывшего счастья я принялась прыгать по комнате. – А когда? Завтра или послезавтра? Я поделюсь своими игрушками! Если будет брат, отдам ему кубики! А если сестра – ту куклу с голубыми волосами! Она хоть и старая, но такая красивая!
Папа явно не ожидал такой моей реакции и растерянно смотрел, как я бегала туда-сюда, выбирая, что же подарить новому члену нашей семьи…
Я не думала, что мамы не будет так долго. Не то чтобы я успела от нее отвыкнуть, но в доме стало тише. Мы с папой сумели наладить контакт, и теперь он вел все хозяйство, помогал мне с уроками и почти меня не ругал. Так прошло, наверное, полгода.
Однажды ясным весенним днем, вернувшись из школы, я обнаружила, что дверь не заперта. Изнутри послышался шум и плач младенца…
– Мамочка! – я буквально влетела в наше маленькое жилище и хотела прижаться к ней, но застыла как вкопанная: мама сидела в кресле и держала на руках маленький пищащий комочек.
Она прижала палец к губам:
– Тише, тише… Смотри, это твоя сестра, ее зовут Маша, – мама повернула ко мне комочек, и я увидела розовое пухлое личико и глазки-бусинки, на мгновение удивленно посмотревшие на меня. Затем появилась обиженная гримаса, и комочек снова требовательно запищал.
– Ну, не плачь, не плачь, моя ягодка, – ласково проворковала мама. Ее было не узнать: от угрюмой домохозяйки не осталось и следа, вместо нее в кресле сидела настоящая Мадонна с младенцем, которую я видела на картинках. От нее веяло теплом и заботой, она теперь всегда улыбалась, но в глубине души я понимала, что не я была тому причиной.
Сестра росла бойкой и капризной девчонкой, отбирала и ломала мои игрушки, раскидывала все вокруг и даже не думала собирать обратно.
Я, готовая поделиться с ней всем, вдруг остро осознала, что совершенно этого не хочу. Во мне взыграло собственничество: «Ничего я ей не дам! Это мое!»
Мы были абсолютно разными. Будучи подростком, я ненавидела свое отражение в зеркале: худое бледное лицо, вздернутый нос, тонкие прямые волосы, фигура, что называется, кожа да кости. А вот Машка… Машка была куклой: румяное круглое лицо, аккуратный носик, алые губки и они – белокурые кудри! Откуда в нашей темноволосой семье взялось такое генетическое наследство – оставалось только гадать. И она была совсем не худой, а наоборот, пухленькой, как сладкая булочка. Как же я ей завидовала, хотя и была старше… Единственным визуальным сходством, которое нас роднило, были серые глаза и ямочки на щеках…
Но больше всего меня сводило с ума отношение к нам родителей. Папа снова занял стратегически удобную для себя позицию. Он максимально абстрагировался от семейных разборок и с головой ушел в работу, считая, что обязан обеспечивать семью исключительно материально. А вот мама…
- Светка! Ты куда это собралась?! Уроки выучила??
– Выучила, мам, – на тот момент мне было уже 17. – Я к подружке.
– К какой еще подружке?! А кто убираться будет? Грязи кругом вон сколько! А ну бегом полы мыть! – она горой стояла возле входной двери.
Но даже если я и выполняла все требования, мама при любом раскладе оставалась недовольна и находила повод для того, чтобы меня отругать. До моего совершеннолетия оставался всего год. Теперь-то я уж точно не сомневалась в своих намерениях быстрее покинуть ставший неродным дом.
– Светка! Давай сгоняй в магазин: у нас нет картошки, лука и морковки. А, еще хлеба и молока. И яиц возьми два десятка! Картошки побольше, а то отец любит, ты знаешь… Яблок еще, пару килограммов. И не вздумай сласти брать, слышишь?! Машеньке купи только что-нибудь вкусненькое! – эти слова мамы я уже знала наизусть в том или ином порядке и, готовясь тащить тяжести, покорно шла за продуктами.
На мое счастье, однажды за мной увязался соседский парнишка Вовка. Он был на год старше меня, уже окончил школу и учился в университете. Его большое семейство обитало в том же доме, что и мы, только в другом подъезде. У Вовки было еще два брата и две сестры, все младше него.
– О, привет! – услышала я однажды его голос в магазине, раскладывая свои многочисленные покупки по пакетам. – Ничего себе ты набрала! Давай помогу!
– Привет! Да ладно, спасибо, мне нетяжело. Я уже привыкла, – я действительно не считала, что нуждаюсь в чьей-то помощи.
– Ты чего? Глянь, какие сумищи неподъемные! – Вовка округлил глаза, взяв один из пакетов.
В тот день он помог мне донести их до дома и взял с меня обещание, что я буду его предупреждать, когда меня снова отправят в магазин.
– Я знаю, что девчонкам нельзя тяжести носить, – сказал он.
Во мне что-то екнуло. Я поняла, что это та элементарная человеческая забота, которой мне всегда не хватало.
Вовка помог мне донести все только до подъезда – нельзя было, чтобы моя мама нас увидела. Преступив порог с тяжелыми сумками, я снова услышала недовольный голос мамы:
– И где нас носило? Тебя только за смертью посылать – и то не дождешься!
Внезапно ее тон сменился:
– Маша, ягодка моя! Моя красавица! Кушать хочешь? Садись за стол, у меня уже все готово!
Сестра с ухмылкой посмотрела на меня, плюхнулась своим пышным телом на стул и принялась сметать с тарелки все, что ей подали. С аппетитом у нее проблем не было, не то что у меня.
Разобрав продукты по местам, я отправилась в спальню.
– Куда идем-то? – послышался окрик мамы. – Тебе что, особое приглашение нужно? Иди есть!
– Спасибо, я неголодная, – я ушла, уже по привычке стараясь не обращать внимания на очередную порцию гнева в свой адрес.
Неожиданная забота соседского мальчика не могла не оставить след в душе такой «золушки», как я. Вместе с тем мое воспитание или, скорее, забитость и робость не позволяли мне решиться на такой серьезный, как мне казалось, шаг – позвонить ему и попросить о помощи. Так продолжалось некоторое время, пока однажды мы снова случайно не встретились на улице.
– Ты опять их тащишь?! Почему меня не позвала-то? – он выхватил сумки из моих рук и продолжил возмущаться. А я была счастлива и тихонько улыбалась, пока он не видел. В нем чувствовалась уверенность и искреннее желание помочь. Вовка объяснил, что в их многодетной семье так всегда было принято – помогать друг другу:
– Ну а как иначе-то? Мы же не чужие люди, все друг за друга горой.
Я поняла, что всю жизнь мне именно этого и не хватало – дружной семьи и простых человеческих отношений. С тех пор мы начали тайком встречаться, и я сбегала из дома даже под предлогом купить только хлеб.
Мама, конечно, подозревала неладное, однако не могла докопаться до истины, что очень ее злило. Но однажды она все-таки увидела нас, когда вышла на улицу с пакетом мусора в руках:
– Ах, вот ты где! Почему помойку не вынесла?! Быстро домой! – ее голос звенел на весь двор.
– Здрасьте, теть Кать! – мой спутник был не из робкого десятка и не боялся, как мне казалось, вообще никого.
– Здравствуй, Володя, – мама сбавила пыл, но ледяные нотки в голосе скрыть не смогла. – Света, домой, – и она скрылась в подъезде.
Я знала, что ждет меня дома, и дрожала, как осиновый лист. Вовка отвел меня за угол так, чтобы нас никто не видел.
– Свет, мне тут повестка пришла… – неожиданно сказал он. – Ну, на год же всего… Когда вернусь, женюсь на тебе. Ты будешь меня ждать?
Я не чувствовала ни рук, ни ног и едва могла говорить:
– Как?.. Повестка?.. – к моим глазам подступили слезы: я поняла, что останусь без единственного лучика в своей темной жизни. – Да, да, буду, конечно, – я уткнулась ему в грудь и разрыдалась.
Дома родительница устроила мне дикий скандал и после этого выпускала меня исключительно в школу, провожая и встречая от двери до двери, чтобы не дай бог я не «пошла по наклонной».
– Смотри, смотри, Машенька! Вот что значит не слушать родителей! Ишь, какая сестрица твоя шустрая! Замуж собралась! Как бы не так! Но ты же у меня совсем не такая, да, моя ягодка? – и она тискала сестру, словно большую мягкую игрушку.
– Ма, ну все, отстань! Я это не люблю, – Машка уже была не так рада этим «телячьим нежностям», как раньше. – И вообще, я не пойму, когда вы мне купите новое платье и туфли, как у Верки из соседнего дома?
– Доченька, папа зарплату получит – и сразу купим!
– А я не хочу ждать! – сестра топнула ногой. – Я хочу сейчас!
– Ну, хорошо, хорошо, я пойду из заначки достану, только не ругайся, ягодка, – мама засеменила в кладовку, где прятала деньги на черный день…
Незаметно прошел год. Я окончила школу с золотой медалью и без проблем поступила в университет. Впрочем, для моих родителей это было совершенно обычным делом и не стоило внимания. Я же очень ждала того дня, когда вернется из армии Вовка.
Когда мы, наконец, встретились, я уже ни минуты не сомневалась – это точно мой человек. Время и расстояние лишь укрепили нашу связь. Но мои родители, ожидаемо, были против свадьбы:
– Юр, ну ты подумай! 18 лет только – сопля еще зеленая! Глянь, чего надумала! – мама, как всегда, не стеснялась в выражениях.
– Да уж, неожиданно, – отвечал папа. – Так совершеннолетняя же…
– И что?! – не унималась мама. – Ты забыл, что это такое?! Конечно, зачем тебе помнить такие мелочи… Она же только поступила! Ты что, совсем ничего не понимаешь? История повторяется же…
– Ничего не повторяется! А мы на что, Кать? Помогать-то им будем! – папа, наверное, впервые за столько лет высказал свое мнение.
– Еще чего! Мне никто не помогал, сама крутилась! – вопила мама…
…Мы поженились так же скромно, как и мои родители, с той лишь разницей, что я не была в положении, как мама в свое время. Мы вообще с Вовкой решили, что сначала как следует встанем на ноги – выучимся, денег заработаем, – а там и о детях подумаем. В целом так оно и вышло. Сразу было решено жить отдельно на съемной квартире, чтобы ни от кого не зависеть. Днем мы учились, а по вечерам работали – на жизнь хватало.
Вовкин «колхоз», как в шутку называл он членов своей семьи, сразу меня принял, и каждый из его младших пытался привлечь мое внимание, когда мы приходили к ним в гости. С моей же стороны нам был рад только папа, который втайне от мамы помогал нам с финансами.
Прошло еще несколько лет.
Моя сестра с трудом окончила школу и улетела за границу с каким-то богатеньким мужичком в два раза старше нее. Наша мама только охала, но ничего не могла возразить.
У нас с Вовкой все было хорошо: квартира, машина, дача, сынок Максимка, а еще мы ждали пополнения.
Беда пришла внезапно: папа заболел и буквально сгорел за месяц. От пережитого мама впала в глубокую депрессию, на фоне чего у нее обострились давние заболевания. Она просила Машу забрать ее к себе.
– Не, ма, я не могу. Иван Борисович этого не одобрит. Я тебе как-нибудь позвоню, а то тут дорого, пока! – это был их последний разговор.
…Если бы я тогда не перевезла маму в наш дом, меня бы всю жизнь мучила совесть. Я не жалею об этом, ведь мы же не чужие люди. А самое главное, что у моих детей есть бабушки и еще куча родственников!
– Мам, я приготовила тебе ужин. Все как ты любишь: салатик, пюрешечка и рыбная котлетка. Садись, поешь!
– Ой, надо же! Как вкусно выглядит! Спасибо тебе, моя ягодка!
