В начале 2010-х годов в YouTube выстрелил клип про комбайнеров, снятый на камеру мобильного телефона. Интернет дал звездную путевку Игорю Растеряеву — уроженцу Санкт-Петербурга, актеру и музыканту.
Правда, в жизни стремительно набравшего популярность артиста была и другая сторона — Раковка. Он провел в волгоградских местах все детство и юность. Деревенские просторы, быт, а главное, люди вдохновили его на «Комбайнеров» и десятки других композиций, нашедших отклик в сердцах людей.
Игорь Растеряев приехал в Тулу с гастрольным туром нового альбома «Круговорот». Вот так наши слушатели встретили артиста в областной филармонии.
Мы поговорили с Игорем перед концертом и узнали, чем он занимается сегодня и изменился ли его взгляд на мир за последние годы.
— Как вам Тула? В какой раз уже посещаете наш город?
— В Тулу приезжаю раз шестой или седьмой. Выступаю 14 лет, раз в два года катаюсь с туром. Мне сложно сказать про город: с вокзала — посмотреть на кремль, затем на площадку и в гостиницу, а потом —снова в вагон поезда. Редко получается погулять по городам. Выступаю один. В этот раз из Тулы — домой.
— Любители вашего творчества — люди неординарные…
— Внешне их можно выделить: от 80 и младше (улыбается). Делает концерты мой директор Маша, обычно с ней ездим по турам. Маша заходит в автобус, «сканирует» всех пассажиров и говорит: «Ага, здесь трое». В «Пятерочку» заходит: «Здесь десять человек» — ну, наших в смысле, потенциальных слушателей. Заходит в гламурное место в Москве: «А-а-а-а… Здесь их нет!» По лицам вычисляет точно. Есть общий тип — такие русские патриоты. 16-25 лет — точно не к нам. Может, единицы.
Подростки приходят к Клаве Коке. Ко мне приходят мои ровесники, потому что мои песни про них. Эпоха влияет.
— В Туле есть ваш фанат — Андрей Пенязьков, который возрождает традиции русской бани. У него в предбаннике висит пластинка с вашим автографом…
— Помню, подписывал. Он постоянно зазывает меня в баню. Или не он… Кто-то точно зазывал! Кстати, не люблю слово «фанат» или «поклонник». Любитель творчества. После концертов выхожу к ним.
— Это отдельно покупают? Meet&greet?
— Это что такое?
— …Когда отдельную проходку покупают…
— Нет, нет, нет. Выхожу, фотографируюсь, подписываю, что просят.
— В 2010-х годах выстрелил ваш трек «Комбайнеры»… В тексте строчка: «Про них не снимают сериалы…»
— Это раньше не снимали. Песня в годах 2007-2008 написана. Это совсем другая эпоха. Сейчас только про это и снимают. Тогда-то был гламурный мир, сытые нулевые годы — все это наблюдал и песню написал.
— У комбайнеров сегодня все о’кей?
— Конечно. Аграрии сейчас хорошо себя чувствуют. У меня родственник — фермер. Зарплаты платят для деревни довольно-таки нормальные. Сама песня «Комбайнеры» даже скорее написана под впечатлением 90-х, когда в Раковке стали ровесники подрастать: кто в колхозе работал, кто — фермером.
Это был образ всех простых пацанов.
— А возрождается ли русская деревня?
— Я бы так сказал: возрождается сельское хозяйство там, где его выгодно возрождать. А русская деревня не возрождается. Положительных перемен пока не вижу.
— И все же про деревню: есть же контингент, который там остается, возрождает фермерство…
— Я не спорю. Но процентное соотношение тех, кто живет в сельской местности, и тех, кто в городской, с каждым годом, как мне кажется, меньше.
— Но сейчас идет скачок в возрождении деревенской культуры, растет интерес к фольклору…
— Причем тут фольклор? Деревня — это скучная «социалка»: школа, рабочие места и дорога. Фольклором можно и в городе заниматься!
— Я бы сказала: ваше творчество — фольклорное…
— Это инструмент фольклорный (указывает на гармошку), элементы есть.
— А стихи?..
— Про алкашей и солдат? Что-то я не помню в фольклоре таких персонажей.
— Годы пройдут, может, войдет в часть народного фольклора?..
— Может быть, может быть…
— В Раковке часто бываете?
— Мне там сложно не бывать, у меня там дача.
— Ваш последний клип там снимали? Что за герой?
— Это мой кореш — человек непростой судьбы. Человек уважительный и уважаемый в определенных кругах. Отбывал, побывал, вернулся — так скажем.
— Это от его впечатлений была написана песня «Возвращение»? Или это собирательный образ.
— В общем, да. Порой, чтобы песня написалась, не обязательно в клипе рядом с героем сидеть, выпивать, делать такие глаза… Хватит и телефонного разговора.
— Ваш новый альбом — о чем он?
— Возникло желание привести творчество к единой концепции. В коем-то веке мы не стали выпускать, как обычно, песни две-три в год.
Кстати, не выпускал ничего последние полтора-два года.
Потом придумались десять композиций в едином концепте и общем смысле. Назвал это дело «Круговорот» — некий задел на философию. Обложку рисовал папа. Он рисовал обложку и к первому альбому. Ко всем своим обычно рисую я.
— Поговорим о вашем спектакле «Это чё за балаган?» Показываете ли его?
— С тех пор как поставили в 2019 году, всего шесть раз показали. В год где-то два спектакля играем, чаще не выходит. Очень финансово затратно — вывезти декорации, отыграть персонажей. Да и вообще, это кошмар — играть два отделения в моноспектакле. В последний раз играли в сентябре 2023 года. Следующее выступление запланировано на январь. Хотели в сентябре, но «звукач» и «световик» не могут — гастроли. Все, приплыли!
Ставим только в Москве. В Питере нет площадок, нужна правильная сцена… Кстати, вот эта (в филармонии. — Прим. авт.) подошла бы. Нужна глубокая сцена, не широкая, чтобы двойная проекция.
— Сыграли бы в Туле спектакль?
— Везде бы сыграл, если бы можно было как-то в ноль выйти, отбить. Мы из Питера везем в Москву очень дорогое оборудование, потому что фуру дешевле заказать. Это концерт легко играть. Вот есть экран — хорошо, не было бы экрана — ничего страшного, без экрана бы сыграл — микрофон включил бы и сидел.
— Ваши поклонники делятся разными отзывами. От некоторых композиций слезы наворачиваются на глаза, сложно объяснить почему. Ощущение, что поете о чем-то родном, трепетном, близком и в то же время — утраченном. Откуда это чувство?
— Не знаю.
Я же, когда песни пишу, не думаю: «А как у них вызвать чувство утраченного?» Это нужно что-то в тексте утратить?
Оно же возникает от того, что у меня есть. Откликается что-то во мне. Наверное, потому что в песнях воспевается прошлое. Любовь к прошлому, а прошлого уже нет. Как это было в моей книжке «Волгоградские лица», которую я еще в 19 лет написал. Заканчивается так: «Может быть, чувство томящего милого воспоминания и есть любовь к Родине?»
— Может, это связано с тем, что все мы в большинстве своем родом из деревни?
— Не считал, какая часть населения — из деревни. Не думаю, что большинство сейчас из деревни. Опять же-таки деревня деревне рознь.
Вот дача — это деревня? Деревня — это что-то корневое, с традиционными занятиями: колхоз, коровы, козы… Там, где несколько поколений живут!
Не думаю, что очень многие сейчас в этом взросли. Современные дети — точно нет.
— Жалко ли вам детей, которые не знают этой деревенской романтики, свободы и простора?
— Все судится со своей точки зрения. У меня была одна биография. Я, например, считаю, что это обездоленные и обделенные люди. Но это опять же мое мнение. Взять моего кореша Леху Ляхова — мы с ним два сапога пара росли. Ему тоже город не нужен, он уехал в деревню и строит себе хату, Москва не нужна. Его родному брату, наоборот, нужны не просторы, а метро, пробки, Садовое кольцо, куча народа, суета… И что таких людей жалеть? Каждый выбирает сам!
Деревень, конечно, уже не осталось. Сейчас возьми деревенских людей — коров уже мало кто держит. Сено кипуют, вилами не работают. На огороде уже не убиваются, сажать стали меньше. Например, мы раньше дома мазали, месили глину, а сейчас проще сайдингом обшить. Недавно у себя решили эту традиционную технологию возобновить. Непросто было вспомнить, сколько соломы кидать, в какой консистенции месить, как заборку набивать правильно.
Все уходит. Все очень быстро теряется.
— Это грустно — наблюдать, как все знакомое с детства уходит в прошлое?
— Это — естественно. За последние сто лет был огромный скачок. Вся эволюция по сути заключается в IPhon’е. Везде одинаковая информация у всех, которая размывает человека. Раньше приезжали на дискотеку в Раковку, там крутили то, что в Питере было хитами два года назад. Два года шла информация!
Письмо из Питера в Раковку шло две недели: неделю собирали новости, неделю — шло по почте. Связь была раз в месяц у нас с Раковкой, позвонить по межгороду — это должно что-то экстренное случиться! И то, говорили быстро и по делу. Сейчас у всех чаты, только и летят сообщения: «Я посадила цветы», «Я испекла шарлотку!» Будто рядом с ними живешь. А раньше и месяцами не знал, что творится. Хорошо? Плохо это? Оно есть!
— А сейчас есть в Раковке сельский клуб?
— Клуб отреставрировали, а дискотек нет. Она никому не нужна: все тыкают в телефоны. Батарейка сядет — люди домой пойдут.
— Какие у вас планы на дальнейшее творчество?
— Творческие наметки есть, конечно. Надо двигаться дальше, прикидывать. В следующем году — пятнадцатилетие творческой деятельности. Сейчас год не юбилейный.
Пока живу жизнью своей простой.
— Может, напишете еще одну книгу?
— Надо написать, надо… Про деревню написал. Может быть, и про город написать? Оно сложно прогнозируемо. Бывает, думаешь: «Ничего не буду писать». Бах — завтра написал! Как знать…
— А у вас есть что-нибудь тульское дома?
— Самовар! Кстати, в последнем клипе «Лес» он снимался у меня! Стоял на холодильнике, стоял и дождался за десять лет своего часа! В клипе мой мастер Владимир Михельсон самовар ворует!
— А гармошка у вас на этом концерте — тульская?
— Нет. Это шуйская «Чайка». Тульская более басовитая. У меня есть тульская одна. Осенью, когда «Чайка» «легла», я на ней играл. Мне конкретно под нее петь не очень удобно.
— Что исполняете в Туле?
— Все вперемешку — и новое, и старое. Выйдем, развернем и полетим! Концерт строится по одной схеме: подводки к песням, одно из другого. У меня разбито по блокам: новое, военный блок, обязательно что-то веселое, чтобы люди не загрустили. Потом — более лиричное. И снова взбодрить: «Я молодой, мне хорошо!»
— А «Комбайнеры»? Не устаете петь ее из года в год?
— Без нее — никуда! Я пою ее шесть раз в месяц на концертах. Нормально! Если каждый день петь, наверно, надоест…
— А что делаете в свободное от концертов время?
— Сейчас готовимся к сезону рыбалки, к путине. Надо успеть взять центнер-другой корюшки, чтобы хватило на год. Потом полечу огород сажать. Берем билеты на самолет со скидкой. Весной сажаем помидоры, а летом на машине урожай вывозим. Весь огород сажаю сам. А кому еще? В прошлом году без меня посадили. И что? Ничего! Лучше сам все посажу!
Перед концертом мы поговорили со слушателями и узнали, почему им близко творчество Игоря Растеряева.
Василий Миронов и его сын Кирилл:
— Потому что Игорь — наш русский человек, поет русские песни про русскую душу, про ту ситуацию, которую мы сейчас все переживаем. Думаю, его новый альбом — лучший из всех, выпущенных нынешними авторами-исполнителями, которых я знаю. Слушаю и рэп, и рок, но Игорь — что-то отдельное, стоящее над всеми. Его творчество остается таким же, как раньше, но в то же время актуальным.
Я собирался идти на концерт со своим учителем русского языка Любовью Сахаровой, но она по здоровью не смогла. Когда она отказалась, тоже думал отдать эти билеты и не пойти. Поясню почему: я очень люблю Игоря и его творчество и, прослушав последний альбом, очень проникся. Это такая сильная боль, которую переживать не хотелось в одиночестве. Потому взял детей — сына и дочь. У них, конечно, немного другие музыкальные предпочтения, но хочется приобщать их и к нашей культуре.
Александр Федосеев:
— Я преподаватель игры на гармони, привел своих учеников на концерт. Гармонь в Туле любят, как и творчество Игоря Растеряева. Молодые, пусть нас мало, но заинтересованы.
Казалось, эта песня про комбайнера была всегда. Многим людям она нравится. Я сужу так, потому что играем с ребятами на гармошках на набережной. Подходят люди и просят: «Сыграй что-то из Растеряева!» В основном это «Русская дорога» и «Комбайнеры». Я лично хоть и не такой рьяный поклонник, но считаю, что его творчество — достойный пласт нашей культуры.
Владимир Гусев и Ольга Ивлиива.
Владимир Гусев:
— Началось все с «Комбайнеров» и «Русской дороги», а продолжилось «Ромашками» и «Казачьей». Меня цепляет уникальность: творчество Игоря — без копирки. А еще очень трогает.
Ольга Ивлиива:
— Слежу за творчеством Игоря уже лет восемь, слушаю его выступления, интервью. Мне нравится его стиль, видно, что он — человек со стержнем и сильным характером. Могу отметить: раньше были более веселые песни, а сейчас серьезные, глубокие. Эмоционально очень цепляет.
Петр и Софья Ломовцевы.
Петр Ломовцев:
— Мне 18 лет. Я слушаю Игоря Растеряева уже восемь лет: проникся «Комбайнером» — и пошло... Цепляют его стихи. Много песен он пишет со смыслом и знанием дела. Например, «Медведица» — про трагедию казачества. Видно, что человек прошел через все, о чем пишет. А еще — он чувствует боль и переживания народа.
